После Второй мировой войны многие западные интеллектуалы сомневались, что Германия сможет вновь стать демократической и цивилизованной страной. Однако, менее чем за одно поколение, немцы достигли этой цели, приняв федеральную конституцию, которая осторожно ограничивает людей у власти. Они смогли создать экономическое чудо и привлечь к ответственности многих (хоть и не всех) нацистских преступников.
Читайте такжеЗеленский очертил перечень необходимых для Украины реформКогда наступил крах коммунизма в 1989 году, было гораздо меньше тех, кто сомневался в светлом будущем посткоммунистической Центральной и Восточной Европы. На самом деле даже перспектива присоединения России к НАТО и Европейскому экономическому сообществу не считалось преувеличением. Об этом в статье для American Interest пишет эксперт Американского института предпринимательства Далибор Роак.
Прошло 30 лет. И результаты неоднозначны. Некоторые страны, такие как Беларусь, едва продвинулись в сторону демократии, личной свободы и верховенства закона. В то же время другие, такие как Польша и Венгрия, после большого прогресса откатились назад. Большинство стран на Балканах застряли в дебрях недостроенной демократии, отравленной кумовством и коррупцией. Они с цинизмом смотрят на перспективы геополитической направленности.
Кое-кто обвиняет в этом так называемую "политику имитации", имея в виду, что Центральная и Восточная Европа копировала Запад без учета своих локальных реалий. Или же регион просто вернулся к старой версии себя. И в нем одни страны оказались на более либеральном конце спектра, а другие - наоборот.
Но, по мнению автора, в появлении таких лидеров, как Виктор Орбан, нельзя винить негативную реакцию на жесткие попытки воссоздать западные институты с нуля в Центрально-Восточной Европе. Это оправдание не может объяснить еще худшие примеры авторитарного популизма в странах вроде Беларуси, Сербии или Молдовы, которые никогда не имели дело с таким давлением. И как так получилось, что самые отъявленные "подражатели", такие как Чехия или страны Балтии, не скатились обратно к авторитарным практикам?
Читайте такжеВ G7 сообщили о реформах, которые будут поддерживать в Украине в 2020 годуВдобавок стратегии по проведению реформ в посткоммунистических странах сильно отличались. И это еще больше усложняет ситуацию. Наиболее тревожным примером демонтажа демократии сегодня остается Венгрия. Но одно время она воплощала уникальную смесь экономических реформ, которая полностью соответствовала требованиям эры "Вашингтонского консенсуса". Венгерское правительство отдало приоритет реструктуризации финансового сектора и консолидации, а не приватизации государственных предприятий. Это позволило избежать больших социальных потрясений и длительных периодов высокого уровня безработицы.
Если же более тщательно рассмотреть истории посткоммунистических трансформаций, то в них не будет места широким обобщениям. Это истории кумулятивных институциональных изменений, которые происходили в особых условиях. Старое культурное и политическое наследие взаимодействовало с противоположными политическими выборами и историческими случаями. И порой это происходило очень неожиданным образом.
Еще 15 лет назад Венгрия казалась твердой историей успеха. Она достигла значительного прогресса по всем возможным оценкам демократии, верховенства закона и институционального качества. Сегодня же индекс свободы в мире от Freedom House, оценки управления от Всемирного банка и индекс человеческих свобод от Cato Institute указывают на то, что Венгрия очень сильно отстает от Чехии. Последняя не переживает "демонтаж" демократии таких же масштабов, хотя чешский уровень политического популизма не ниже.
Читайте такжеWashington Post: Орбан использует историю Венгрии как оружие против Украины и соседейМожет ли начаться отказ от демократии по вине "политики имитации" в одной стране и не начаться в другой? А может чешские либеральные традиции Томаша Масарика и Карела Гавличека и венгерские призраки времен Трианонского договора и режима Миклоша Хорти проявили себя? И это произошло не зависимо от политических решений, которые чешские и венгерские политики приняли в 1990-х и в начале 2000-х годов. Реальность более сложная.
Венгерский "Рабочая партия" переформатировала себя в номинально демократическую "Социалистическую партию", избавившись от всех коммунистических и тоталитарных символов. Но большая часть старых кадров осталась. Когда партия вернулась к власти в 1994 году, полная политическая изоляция через суды своих будущих соперников все еще была выгодной стратегией. Поэтому социалистическое правительство продвинуло судебную реформу, которая сохранила старые коммунистические судебные структуры. Таким образом, он сделал суды удобным инструментом собственной политической борьбы.
В свою очередь, коммунисты Чехии никогда не осуждали свое тоталитарное прошлое. Поэтому оставались крайней политической силой на протяжении всего существования Чехии после 1989 года. Коммунисты не имели влияния на политику, а тем более на судебную реформу. Другим крупным поворотом истории был распад Чехословакии. Словацкий национализм, который был подавлен в коммунистические времена, стал сильным феноменом в 1990-1991 годах. Но решение Вацлава Клауса и Владимира Мечиара покончить с Чехословацкой Федерацией после выборов 1992 года вряд ли можно было предсказать. Давления общественного мнения для этого тоже не было.
Читайте такжеForeign Affairs: Скандалы вокруг Украины и США стали доказательством появления нового вида коррупцииОдним из важных последствий этого эпизода стало то, что Праге пришлось принимать собственную конституцию. Поэтому финальный документ многое позаимствовал из Основного закона ФРГ, особенно те его составляющие, которые были призваны не допустить демонтаж демократии. Венгрия много говорила о необходимости заменить исправленную версию Конституции от 1948 года чем-то лучшим. Но ничто так и не заставило ее это сделать. В конце концов, когда Виктор Орбан и его партия FIDESZ получили абсолютное большинство, они смогли принять новую Конституцию. Но таким образом все наработки Конституционного суда Венгрии до 2011 года, которые укрепляли демократию, были просто выброшены.
Конституционному суду Чехии не нужно было придумывать "невидимую конституцию" страны, чтобы не позволить большинству в парламенте переписывать правила под свои политические нужды, меняя избирательную систему и подрывая независимость Центрального банка. Самого текста Конституции было достаточно, чтобы накопить достаточное количество прецедентов, которые делали невозможным постепенную узурпацию власти в стиле Орбана.
Важным фактором стал также вопрос неразрывности. В Балтии национальное существование каждой из стран было просто несовместимо с любой формой сохранения угнетения времен СССР. С другой стороны, мало реальных изменений происходили на фоне формальной гибели коммунистических режимов в Беларуси, Украине и Грузии времен президента Эдуарда Шеварнадзе.
Читайте такжеCNBC: Существует шесть причин быть оптимистом в 2020 годуМежду этими двумя полюсами существуют различные формы переформатирования старых коммунистов. В одних странах они стали новыми либералами, лояльными к ЕС (как в Венгрии). В других старые коммунисты захватили значительные активы во время безумных фаз приватизации государственных компаний (как в Словакии). А в некоторых странах стали маргиналами в политической и экономической жизни.
Могло ли бы все произойти иначе и лучше в странах, где коммунистические элиты, "перекрасившись", сохранили влияние после падения режима? История не позволяет провести контролируемый эксперимент, который бы дал ответ на этот вопрос. Однако, последние 30 лет говорят, что полный разрыв - это часто лучший способ не только исправить токсичные отношения, но и общества под управлением токсичных институтов.
Вас также могут заинтересовать новости:
- The Economist: Восточная Европа по большей части довольна прогрессом после падения СССР
- Washington Post: Политика 1930-х годов до сих пор в игре в Восточной Европе
- The Guardian: Европе нужна новая культурная революция в духе 1989 года
- Financial Times: Восточная Европа может стать слишком старой, чтобы быть богатой
- The Guardian: Восточная Европа пострадала от коронавируса меньше, чем Западная, почему?
