У меня растет сын, и его душа невольно стала полем для битвы между мной и моим родителем. Весь предыдущий год я бесславно проигрывала эту битву, но недавно поняла, что все изменилось…

Единственный человек, с противоположными мне политическими взглядами, с которым я могу жить под одной крышей, – это мой русский папа. Женщины, которым повезло с отцами, меня поймут – любящим отцам можно простить все. Любовь к российским телеканалам, излишнюю поспешность и прямолинейность в оценке украинских политиков и даже то, что он не брезгует пайками Черновецкого списываю на тяжелые 90-е, когда учителям по полгода не платили зарплату. Кроме того, что я снисходительна к человеческим слабостям, я все-таки демократка и считаю, что запреты таскаться за пайками были бы ущемлением его гражданских прав. Границей нашего компромисса стало то, что я не должна видеть в доме пакеты с рекламой блока нынешнего мэра и заверения, что голосовать папа будет по велению моего сердца, а не из чувства благодарности за кашу, которую он и не ест.

Но дома у меня растет сын, и его душа невольно стала полем для битвы между мной и моим родителем. Весь предыдущий год я бесславно проигрывала эту битву, но совсем недавно я поняла, что не только успешно прошла педагогический Сталинград, но и нахожусь в победном шествии к рейхстагу если не всех, то лучших из европейских ценностей.

Видео дня

«Мама, я люблю Госию и Ленина и считаю, что две стганы должны жить вместе», – заявил мне мой сын, который до этого (так вышло) около двух лет жил с моими родителями.

Папа радостно зааплодировал. А я бросилась объяснять ребенку, что любить надо все страны, но твоя родина здесь, Украина, и дружить мы можем, но все равно нужно, чтобы стояли пограничные столбы, и Украина сама, без ничьей подсказки, могла решать свои проблемы. Ребенок смеялся, повторяя дедовы науки.

Поздние дискуссии с отцом ничего не дали. Конфликт обещал быть затяжным.

– Так что же такое Госия – гакеты и космос или пьяные мужики и убитые пагни в Чечне? – вслух размышлял мой Иван.

– И то и другое, сыночек, – объясняла я.

– Ты серьезно думаешь, что Евгопа лучше, чем Москва? – спрашивал снова меня ребенок.

– Я думаю, что ты, когда вырастешь, поездишь и сам сравнишь. Твое первое впечатление будет самое верное, – перестала я беситься по поводу пионерско-шовинистических проявлений своего чада. Вместо вечерней сказки я стала рассказывать о том, как выселяли в Казахстан его прабабушку и прадедушку, как красноармейцы забрали у них все, включая детскую одежду.

Как-то сын сказал, что хочет позвонить Президенту Ющенко. Я сказала, что не возражаю, Президент с удовольствием с ним пообщается, но для этого ему нужно подогнать украинский язык, потому что украинскому ребенку будет невежливо разговаривать со своим президентом на другом языке.

– А расскажи, как ты была маленькая.

– Это было ужасное время. Тогда люди стояли по пять часов в очередях за мясом. И теряли очень много времени, пока искали в магазинах одежду.

– Почему раньше было столько беды? – интересовался ребенок.

– Потому что Ленин–Сталин закрыли все церкви, и люди забыли Бога.

Однажды мы, вместо того, чтобы зависнуть в хорошей кафешке, зашли в рабочую столовую.

– Я не хочу тут, – потянул меня за руку сын.

– Раньше, в ленинское время, все кафе были такие, – мягко меняла я внутренний политический вектор ребенка.

Как-то раз сын заупрямился, отказываясь идти на урок английского языка.

– А зачем мне английский? – капризничал он.

– Чтобы стать свободнее и чтобы все тебя понимали, – объяснила я, рассказывая, что его дядя знает язык и может ездить по всему миру и везде он – как дома.

– Мама, так Госия великая стгана? – спросил меня недавно сын, наминая абрикосы.

Я подумала, как бы ответить попроще и поярче.

 – Большая, – сказала я…

– Да, ладно, я пошутил, никому не надо в Чечню, – услышала в ответ, и не поверила своим ушам.

Не знаю, что повлияло на геополитический выбор моего ребенка в столь нежном возрасте. Мои разговоры по скайпу с братом, когда тот делился тем, что «для России демократия – это некое дисфункциональное образование», или мои разговоры о том, что родина, как и мама, бывает только одна, и нечестно жить в стране, которую не любишь. А может быть, все-таки история его семьи, которая лучше любого политика способна сделать из ребенка убежденного «антисоветчика».

И, кстати, погрустневшему отцу я пообещала маленькое утешение – как великодушная победительница. Сказала, что на день рождения Ивана (сына), если Бог даст, отвезу ребенка в Питер. Где его Родина, он теперь не перепутает, а Пушкина мы с ним любим. Главное, в нашем деле не смешивать политику и все другое.

Маша Мищенко