Я не люблю тексты об оранжевой революции. Их было море прочитано, еще одно маленькое море – написано. Ведь в то время я отвечал за политическую тематику в самой оранжевой газете самого оранжевого города. Был, таким образом, сама оранжевость.
Собственно, ею и остаюсь в совершенно определенном смысле – не в том, который «Ющенко! Ющенко!», а в том, который «Кучму – геть!», и, как прямое логическое следствие и эмоция неприятия наблюдаемого, геть всех последующих тоже. Первая угроза, исходящая от иного рода оранжевых, - быть закопанным прямо на Майдане, - была получена сразу после победы демократов (хоть оба слова кавычить…). Это была реакция на мой материал об инаугурации Виктора Андреевича.
Как глубоко проработанный шахматный дебют, тема оранжевой революции ветвится на отработанные продолжения. Упомянутое выше различие между теми, кто против Кучмы, и теми, кто в первую очередь за Ющенко, - из типичных и легко предсказуемых ходов.
Непременно в таких «датских» статьях содержатся пассажи о предавших и переругавшихся вождях, о неоправдавшихся надеждах, о народе, легкомысленно отстранившемся от контроля за властью… И, конечно же, рассуждения о возможности-невозможности нового Майдана. Любой из этих тезисов запросто разворачивается в отдельный материал, – примеров тому не счесть. Стоит ли их множить?
Из обязательной программы и воспоминания о тогдашнем массовом прекраснодушии. Пафос не казался смешным. Мой старый добрый циничный друг до сих пор издевается, припоминая мне восторженный рассказ о том, как расслабленные посетители киевского бара вдруг как один взметнулись на ноги, услыхав из телевизора мелодию национального гимна и, подпевая, простояли до самого его окончания. А гимн в те дни звучал особенно часто, и его значение выходило далеко за рамки ритуального. Друг тогда был в Харькове, не в Киеве, поэтому ему приходится объяснять то, что для киевлян в объяснениях не нуждается.
Стыдно ли за те высокие чувства сейчас? Нет, чего ж высокого стыдиться, для стыда имеется низкое, в избытке. Однако лишний раз мысленно возвращаться к тем событиям неловко. Слишком мы тогда открылись, что ли, а выяснилось… Нет, не зря, но при этом – неуместно.
Не люблю я тексты об оранжевой революции не только из-за того, что тема вдоль и поперек исхожена и воспоминания болезненны, а еще и потому, что от выводов с неизбежностью веет безнадегой. Каждый прошедший с тех пор год – время, выброшенное страной в помойку. Вопреки всем душеспасительным разговорам, мы не стали за прошедшие восемь лет лучше, умнее, разборчивее, - разве что злее и циничнее. А уж во что превратись бывшие лидеры враждующих лагерей и командиры поменьше, претендующие на то, чтобы оставаться и сейчас лидерами и командирами… Не где оказались, а именно во что превратились.
Кстати, не улучшившееся социальное качество Украины вовсе не означает, что чего-нибудь эдакое не может полыхнуть в обозримый период, - это к возможности нового Майдана. Недовольство, накопленное обществом, уже приблизилось к фазе насыщенного раствора, и от какой чепухи вдруг пойдет необратимая кристаллизация – бог весть. И никто не будет ждать, пока вожди родятся и созреют. Другое дело, что такой массовый протест уже вряд ли будет столь прекраснодушен, как тогда, и хорошо, если его последствия окажутся просто печальны, а не трагичны. Потому что тогда людьми двигала вера в то, что может быть лучше, а сейчас, если что, орудовать будут отчаявшиеся и разуверившиеся.
Вернуть утраченную веру – задача посложнее, чем перехватить власть или вывести тысячи протестующих на площади. Ни новый Майдан, ни смена лиц у руля сами по себе ничего не решают. Хотя, откровенно говоря, все же лучше, чем совсем ничего.
Вот так, фраза за фразой, я написал еще один, N-ый по счету текст об оранжевой революции. И он мне не нравится.
Леонид Швец
