Есть одна страна в мире, сближение с которой угрожает самому существованию Украины

Баранки Кагановича

Польская база в Украине – пожалуйста, американская – тем более, японская – добро пожаловать! А российская – нет. Нет – при каком бы то ни было политическом режиме в России, будь он хоть сто раз демократический. Потому что есть только одна страна во Вселенной, сближение с которой для Украины угрожает самому её существованию. Это – Россия.

Украинство может выжить только на почтительном расстоянии от русскости. Трагедия в том, что расстояние, видимо, ещё долго не будет достаточным и никогда – вполне безопасным. Вот почему можно смело, не боясь обвинений в экстремизме, провозглашать курс: прочь от Москвы и нет всему русскому в украинских пределах! На сто процентов это всё равно не получится, но и десять – были бы большим успехом.

Так советская Москва поступала с сельским хозяйством. От колхоза требовали 30 центнеров зерна с гектара, надеясь получить 15 и точно зная, что если потребовать 20, то не получишь и десяти. Ключ к политике самосохранения содержится и в толстовском образе: переправляясь через быструю реку, правь выше того места, куда решил пристать, – иначе снесёт. Отчасти так, повинуясь инстинкту всех революций, действовала «оранжевая» стихия в 2004 году. Можно сотрясать воздух речами, что метила она недостаточно высоко и что теперь страну сносит слишком далеко от места, где бы ей надлежало быть, но что мы знаем о том, где чему надлежит быть! Национальные чувства, национальное сознание, национальные цели – это всё, конечно, материя возвышенная. Особенно – национальные цели. Вершина сверкает где-то в заоблачности. Полезно, однако, иметь в виду, что путь туда... Тернистый – то само собою. Гораздо важнее помнить, что он намного прозаичнее, чем думает восторженное юношество и до гроба юные «добродії» с сивыми усами кобзарей. Без слезивости, надрыва, пафоса, без того, чтобы писать Родину с большой буквы, называть её матерью, ненькой или, как некоторые великие русские – супругой («Русь моя, жена моя!») – без этого, понятно, никуда. Без этого не обойтись хотя бы потому, что были, есть и будут люди, которых тянет на всё такое, которым просто не даётся словечко в простоте. Но политик в каждом из нас должен знать, что самые высокие национальные цели достигаются тем быстрее и надёжнее, чем проще, прозаичнее, грубее средства, используемые на пути к ним.

Об этом свидетельствует не только мировой опыт. Что может быть проще, грубее средств и способов, которыми проводил украинизацию бывший сапожник из-под Киева Лазарь Моисеевич Каганович, ставший большевистским начальником Украины? В его распоряжении было три года, а достижения заметны до сих пор. (В Москве я жил с ним в одном доме. Ему было за 80, он был давно в опале, сам ходил за продуктами, ругался с продавщицами, в квартире развёл тараканов, о чём говорилось на собраниях жильцов. Моя тёща-демократка, бывало, дразнила своего мужа-сталиниста: «Опять видела твоего Кагановича. Сидит на лавке, баранки жрёт, крошками осыпан».)

Не забудем и то, с чего в своё время начинался интерес украинской обруселой старшины к национальной истории и национальному духу, интерес, без которого не было бы нынешней Украины: со шкурного желания доказать свои права на привилегии высшего сословия. И без устали будем повторять себе: ничто так легко не внушается, как горячее национальное чувство. Это всего-навсего вопрос школьной политики, как мельком заметил немец-философ, кинув однажды взгляд на Югославию.

Анатолий Стреляный, “Комментарии”