Обливание вчерашних соратников помоями и забрасывание их банановой кожурой входит в регламент одним из первых пунктов с неизбежностью сезонного гриппа… Но раньше перебежчики ссылались на высокие морально-нравственные категории…

Реплика

Наделавшие столько шума, широко «разбаненные» в Интернете интервью Тараса Черноволаи Михаила Бродского могут считаться очередной вехой в нынешней избирательной кампании. Нельзя сказать, что эти тексты являются чем-то совсем уж исключительным. Перебежки из одного лагеря в другой (обычно – в самый враждебный предыдущему) стали нормой ещё со времен первого президентства Кучмы, и давно не способны никого шокировать. Разве что «на темную сторону» переходят фигуры очень уж заметные, вроде Александра Мороза или Юрия Луценко.

Видео дня

Уже регламентированы почти как официальный ритуал объяснения ренегатов – что, мол, «темная сторона» теперь – та, бывшая. А группировка, к которой они перебежали – вот там-то, оказывается, и сконцентрированы все силы добра и света. По крайней мере, до следующей перебежки.

Обливание вчерашних соратников помоями и забрасывание их банановой кожурой входит в регламент одним из первых пунктов с неизбежностью сезонного гриппа. Достаточно вспомнить проклятия, которые совсем недавно призывали Виктор Балога и Иосиф Винский – на Виктора Ющенко и Юлию Тимошенко соответственно.

Но, как обычно, в публичном дискурсе перебежчики ссылались на высокие морально-нравственные категории. Вроде того, что они осознали невыносимость диктаторских замашек покинутого вождя или исходящую от неё (от него) угрозу свободе, демократии и независимости (как минимум – экономической).

Если речь и заходила о менее возвышенных материях, вроде конкретных примеров коррупции, то лишь о тех, которые только затевались – с чем и не смогло смириться гордое и честное сердце ренегата. И это-то и заставило его взглянуть, сами понимаете, по-новому и принять свое непростое, и даже где-то тяжелое решение покинуть ряды вчерашних единомышленников.

Всё-таки раньше самые деликатные и неблаговидные аспекты в основном оставались за кадром. Не из-за морально-этических комплексов (чего нет, того нет), а главным образом, по причине разумной предосторожности.

Во-первых, чтобы не жечь мосты совсем уж окончательно (в жизни всё может обернуться по-всякому). Во-вторых, чтобы не пугать опасным прецедентом свой новый коллектив. В том смысле, что у новых коллег могли возникнуть опасения – а что новый соратник расскажет когда-нибудь потом о них самих? Повторюсь – в жизни может обернуться по-всякому, и это усвоили все.

Ну и, в-третьих, по той очевидной причине, что очень уж трудно было бы отделить разоблачаемые деяния от светлого образа разоблачителя – если бы разоблачитель взялся рассказывать о том, в чем лично участвовал или хотя бы при чем лично присутствовал. Согласитесь, что если бы какой-нибудь перебежчик из БЮТ стал рассказывать, как они с каким-нибудь Лозинским (условно) охотились на людей, то рассказчик вряд ли мог рассчитывать на понимание и сочувствие. Даже если бы искренне и сильно раскаивался и даже если бы вспоминал, что были случаи, когда он лично ни в кого не попал.

Так что разнообразный компромат и милые бытовые подробности, которые так украсили повествования Тараса Черновола и Михаила Бродского, раньше «сливались» через СМИ и кулуарно-паркетных журналистов, просто-таки обожающих всякий закулисный «эксклюзив».

Даже Давид Жвания, которого по совести следует признать если не «первооткрывателем», то хотя бы «предтечей» жанра, – был, как теперь понятно, не так уж и разговорчив. Как говорится, всё познается в сравнении.

Единственное, что методологически отличает нынешние высказывания Черновола и Бродского – это степень декларируемой откровенности на грани политического эксгибиционизма. Кажется, чуть ли не впервые повествование в формате «чистосердечного признания» или даже «явки с повинной» ведется «от первого лица».

«От первого» – это в сугубо литературоведческом аспекте. А в политическом – лИца, конечно, не первые. И не вторые и даже не пятнадцатые. Осознание интервьюируемыми политиками этого прискорбного (для них) факта, весьма вероятно, и определило беспримерный уровень их открытости и чистосердечности.

Впрочем, «разнузданная откровенность» – это, скорее, формат обоих интервью, нежели подлинные излияния израненных душ и взбудораженной совести. Даже при первом поверхностном прочтении понятно, что и Михаил Юрьевич, и Тарас Вячеславович пытаются проводить – каждый свои – вполне определенные идеи, выстраивать свои версии событий последних лет и, особенно, лепить для читателей свой собственный образ.

Если бы это имело хоть какое-нибудь значение, было бы интересно попытаться вычленить эти образы и проанализировать предлагаемые версии. Хотя, впрочем, ещё Лев Гумилев рекомендовал осторожно относиться к «воспоминаниям очевидцев», отмечая, сколько вранья было наверчено (в том числе самыми искренними почитателями) вокруг его родной мамы Анны Ахматовой.

Дело не обязательно в злой воле. Скорей, во временных аберрациях и в особенностях индивидуального восприятия. В частности, небезынтересно было читать, как Тарасу Черноволу видится сегодня история о том, как он обличал употребление Юлией Тимошенко «препаратов кокаиновой группы». Уточняю: дело не в том, что летом 2006 года чуть ли не все СМИ широко цитировали заявления Тараса Вячеславовича. Тут он прав – могли и «добрехать недобросовестные журналисты». Но в материалах того периода не удалось обнаружить никаких свидетельств того, что пан Черновол пытался как-то опровергнуть приписанные ему клеветнические (возможно) инсинуации.

Не исключено, что у Юлии Владимировны в этой связи остались совсем другие воспоминания. Захочет ли она их «вспомнить» – вопрос времени и обстоятельств. Но это проблемы самого Тараса Вячеславовича.

С научной точки зрения, ещё было бы интересно проанализировать различия в тех образах, в которых Черновол и Бродский стараются предстать перед читателями. Разница очень заметна. Михаил Юрьевич явно старается выглядеть очень крупным политиком, находившимся в самом эпицентре всех ключевых событий (или хотя бы тех, которые он сам считает ключевыми) – и, очень может быть, Бродский и на самом деле так себе всё это и представляет. Тарас Черновол – с точностью до наоборот – очень последовательно придерживается линии: не был, не знаю, не присутствовал, был подставлен и использован “в тёмную”.

Впрочем, в какой мере психологически любопытные детали характеризуют индивидуальности данных политиков, а в какой – отражают те задачи, которые они старались решать – этот вопрос представляет сейчас лишь исключительно академический интерес. В практическом плане он никакого значения не имеет.

В конечном счете, в «белом» и «рыжем» клоунах принципиальна не разница в обхвате талии, характере реприз и цвете париков, а то, что и тот и другой – клоуны. И их выход на манеж означает лишь одно – паузу между основными номерами. Как в незабвенном «Арлекино»: «А мною заполняют перерыв».

И вот это уже интересно именно как тенденция. Я имею в виду пусть неглубокий, но явный и живой общественный интерес к откровенной клоунаде – на фоне весьма апатичного отношения к знаковым «номерным» событиям, реально определяющим исторические судьбы страны.

Переживаемый сейчас период все больше походит на ситуацию конца XIX – начала XX века, когда на предложение: «Я дам Вашему Превосходительству 3 тысячи, и никто ничего не узнает», Его превосходительство ответствовал: «Вы дадите мне 10 тысяч – и рассказывайте об этом, кому хотите!»

Мало того, что наша политика превратилась в цирк. И даже цирк этот сейчас явно не преуспевает.

Зрителей – а это, простите за банальность, весь наш народ – почти неспособны заинтересовать ни изощренные жонглёры официальной и «оппозиционной» статистики, ни финансово-экономические эквилибристы, ни лениво имитирующие сверх-усилия гимнасты-«силовики», ни прочие фокусники и иллюзионисты. Вся эта «липа» приелась, и лишь время от времени уныло хлопают по сигналу своих бригадиров «клакеры», проплаченные то той, то другой «группой по интересам»…

Лишь изредка зал взрывает живая человеческая эмоция, когда – как в «деле Лозинского» или в «скандале педофилов» – зрители обнаруживают, что бесстрашная дрессировщица выпустила хищников без клетки и без решеток прямо в зрительный зал…

* * *

Нет уж, лучше клоуны. Клоуны хотя бы не обманывают – даже если сами искренне убеждены, что умело (как они воображают) притворяются кем-то другим – ну, хотя бы солидными и информированными политиками.

Клоунам веришь. Даже их смешным клоунским разоблачениям, и даже когда эти разоблачения прямо противоречат всему тому, что они же вещали еще совсем недавно, расхваливая на все лады директоров своих (теперь уже бывших) цирковых трупп.

И, кстати, совсем по-другому в этом контексте воспринимаются напыщенные тирады сегодняшних хвалителей. Достаточно только представить, что они скажут через год-полтора, а то и через 2–3 месяца, – когда выйдут на этот же манеж в клоунских нарядах, пестрящих всеми цветами радуги.

Валерий Зайцев, «Новые Грани», специально для УНИАН