Энтони Бивор в своей статье, которая называется «Почему Владимиру Путину нужно присутствовать на церемонии в Освенциме», опубликованной в британской газете The Guardian, пишет, что нельзя забывать ни о роли Советского Союза в освобождении концлагерей, ни о советском антисемитизме.
27 января 1945 г. разведывательный дозор из состава советской 107-й стрелковой дивизии вышел из заснеженного леса в 70 км к западу от Кракова. Солдаты ехали верхом на косматых пони с автоматами за спиной. Перед ними был Освенцим-Биркенау, самый страшный символ современной истории. Офицеры изумленно огляделись, а затем вызвали медицинские бригады, чтобы те позаботились о 3 тысячах заключенных концлагеря.
Очень жаль, что Владимир Путин, которого не пригласили, не будет присутствовать на памятной церемонии, посвященной 70-летию освобождения Освенцима – как минимум, это бы напомнило всему миру о том, что наступление сталинской Красной Армии вынудило СС оставить концлагеря на востоке. И все же приглушенный спор по поводу отсутствия российского президента служит напоминанием о том, что именно эта глава в истории России времен Второй мировой войны была и остается очень противоречивой.
Первым лагерем смерти, который освободила Красная Армия, был Майданек, находящийся около Люблина. Произошло это в июле 1944 г. Писатель и военный корреспондент Василий Гроссман был там вместе с 8-й гвардейской армией, которая защищала Сталинград, но пришел приказ о том, чтобы он не освещал эти события. Это задание отдали любимцу режима Константину Симонову, который смог не упомянуть о том, что жертвами Майданека были евреи.
Гроссман, несмотря на предостережения его друга Ильи Эренбурга, долго не мог поверить в то, что в советском руководстве мог существовать антисемитизм во время смертельной схватки с фашизмом. Но в 1943 г. он заметил, что любые упоминания о страданиях евреев из его статей вырезали. Он написал жалобу Александру Щербакову, начальнику Главного политуправления Красной Армии. Щербаков ответил: «Солдаты хотят слышать о Суворове [русском военном герое наполеоновской эпохи], а вы цитируете [немецкого поэта XIX века] Гейне». Гроссман присоединился к Эренбургу в Еврейском антифашистском комитете, и они вместе стали вести хронику нацистских преступлений, не понимая, насколько это опасно. Тайная полиция расстреляла нескольких их коллег.
Некоторую правду о Холокосте вообще нельзя было публиковать. Когда Гроссман писал о лагере смерти Треблинка, он не мог рассказать о том, что вспомогательная охрана там состояла в основном из украинцев. Сотрудничество с врагом было запретной темой, поскольку это подрывало риторику Великой Отечественной войны.
Когда война близилась к завершению, контроль стал еще строже. Освенцим был освобожден в конце января 1945 г., но никаких подробностей этого события не разглашали до окончательной победы в мае. Еврейский антифашистский комитет вскоре узнал, что его деятельность прямо противоречит указанию партии: «Не разделять мертвых!». Евреев нельзя было относить к отдельной категории пострадавших. Их можно было называть только гражданами СССР и Польши. Таким образом, можно сказать, что Сталин в некотором смысле был первым человеком, который отрицал Холокост, хотя его антисемитизм был не таким, как у нацистов. Он был основан скорее на ксенофобских подозрениях в международных связях евреев, чем на расовой ненависти.
Советская пропаганда, которая в то время называла убитых в Освенциме людей коллективным и анонимным термином «жертвы фашизма», изображала этот лагерь смерти в виде идеальной фабрики капитализма, где работников убивали, когда они становились бесполезными.
Правду скрывали и в других случаях. Сталинисты делали акцент на том, как много поляков погибло в концлагерях, чтобы отвлечь внимание от собственных преступлений против польского народа, совершенных как после ничем не спровоцированного вторжения Красной Армии в 1939 г. в рамках Пакта Молотова-Риббентропа, так и после жестокой оккупации Польши в 1944 г. Они изображали Освенцим как место, где фашисты уничтожали польскую нацию. Говоря исключительно о погибших там польских католиках, они надеялись на то, что поляки направят весь свой гнев на Германию, а не на Советский Союз.
Лишь немногие поляки верили в это в послевоенные годы советского гнета. А сейчас плохо прикрытые попытки Путина восстановить контроль России над Украиной, несомненно, стали очень ярким напоминанием для поляков о том, что означало советское «освобождение» в 1945 г. Поэтому неудивительно, что сейчас мы можем наблюдать дипломатический бой с тенью на заднем плане, в то время как обе стороны утверждают, что все в порядке. Кремль делает вид, что его ничуть не оскорбило то, что президента Путина не пригласили на церемонию в честь освобождения Освенцима, в то время как польское правительство настаивает на том, что это не оно рассылает официальные приглашения. Международный комитет Освенцима, куда входит и российский представитель, просто спрашивает правительство каждого государства, кто будет его представлять.
10 лет назад Путин произнес речь на праздновании 60-й годовщины освобождения Освенцима. 9 мая, когда Россия будет отмечать День Победы, он, несомненно, снова заявит о том, что, разгромив «фашистского зверя», Красная Армия спасла Европу от нацистского порабощения. Но страны, пережившие впоследствии 40 лет коммунистической диктатуры, особенно Польша и страны Балтии, еще раз нервно взглянут на восток. Россия, которая в течение многих столетий была одержима тревожными мыслями о том, что ее могут окружить и внезапно напасть на нее, всегда считала себя вправе доминировать в «ближнем зарубежье». Именно потрясение Сталина от вторжения Гитлера в 1941 г. и возникшая у него впоследствии решимость создать оборонительный кордон привели к холодной войне. Путин, к счастью, является лишь очень слабым подобием своего героя.
