В краю родномИзвестно ли вам, кто такие шибаи на Слобожанщине (видимо, от русского «сшибать деньгу»)?
Это городские скупщики скота у населения. Покупают лейкозную корову, в ближней лесополосе режут, мясо забирают для продажи на базарах Харькова, Сум, Полтавы и пр., всё остальное бросают.
У одного знаменитого шарлатана-француза (или испанца?) есть шедевр: корова со вспоротым брюхом. Недавно она – стараниями самого тщеславного, но и самого простодушного из украинских меценатов – выставлялась в Киеве. От неё некуда было скрыться: подвешенная к потолку, бросалась в глаза со всех сторон, оставалось только бежать из зала. Правда, на ней не было мух, и она, обработанная формалином, не смердела. Нечто похожее я только что увидел в лесу возле своей усадьбы. Гора сизых кишок, коричневый, туго лоснящийся пласт печени, громадный кувшин сычуга, ошмётки кожи, запрокинутая – рогами в землю – голова с ушами, в которых ползали первые лесные переработчики. Стоял сильный, но не противный, скорее уютно-сытный запах хлева: резали, видимо, какой-нибудь час назад.
Это можно увидеть и в сквере возле клуба, и в овраге на околице. Сталкивают с высокого берега в реку, спихивают в пруды. Это – массовое явление, как написали бы в газетах, если бы они отвечали своему названию. Это такое же массовое явление, как и лейкоз, сказали бы по ТВ, если бы и оно... Так было при Кучме и при Ющенко, так и при конкретных пацанах, несмотря на всю их конкретность.
Речь, кстати, идёт о местности, недавно объявленной Гетманским заповедником. Соответствующее правительственное постановление запрещает здесь, на безразмерном, надо подчеркнуть, пространстве, просто несуразно обширном: что-то тысяч 300 га, – запрещает всякую хозяйственную деятельность, да всякое даже присутствие двуногого в лесах и лугах, на реках и прочих водоёмах – кое-как терпит только усадьбы и огороды местных жителей. Но распространяться об этом значило бы невольно вызывать мысль, что в обычной местности открытые скотомогильники были бы более терпимыми.
Идёт и воспитание новых шибаев. Днём раньше видел, как в лес направлялся контингент детского лагеря. Светленькие первоклассники с голыми ручками и ножками, с ними две тараторящие молодухи. Не успел сказать им, что недавно оттуда вынес под коленом огромного клеща... После детишек, в аккурат на той полянке, где через сутки появится туша, осталась россыпь конфетных обёрток и мягких бутылок. Всемирно историческая закономерность: чем беднее население, тем больше денег оно выбрасывает на подслащенную, не пригодную к употреблению воду и тем больше мусора и бутора оставляет после себя на природе.
Куда смотрят власти Харьковской, Сумской, Полтавской и пр. областей? Куда смотрит ментовская мелюзга (ведь взятка, казалось бы, сама идёт в руки)? Куда смотрит Русская православная церковь Московского патриархата, один из храмов которой прямо перед моим окном? В сильный ветер новый колокол и старосоветский рельс соприкасаются, издавая лёгкий нежный звон. Куда смотрят самые шустрые в мире харьковские баптисты? Глупее этих вопросов может быть только один: куда смотрит население?
– А что ты сделаешь, – говорит оно вяло, без вопросительной интонации. – Известное дело, повоняет сколько-то времени. Но черви и вороны управятся...
Сельхозинтеллигенция добавляет:
– Органика.
До того места в лесу метров 150, но я на всякий случай скосил возле двора траву – теперь пахнет сеном.
Сколько ни гадай, в каком же всё-таки веке обретается твой народ, додумаешься всё до того же: нет у тебя другого. Правда, в другом народе таких шибаев линчевали бы – тоже несло бы не гвоздикой.
Анатолий Стреляный, Комментарии
