В первый раз черная кошка пробежала между столицей и Донбассом в 1973 году, когда первый секретарь Компартии Украины Щербицкий снял c работы руководителя Ворошиловградского обкома КПУ Шевченко «за нецелевое использование бюджетных средств», а фактически за то, что ворошиловградская «Заря» обошла киевское «Динамо» и стала чемпионом СССР по футболу. ...Мой тесть, как каждый нормальный мужчина, был не прочь выпить. А когда выпивал и доходил до кондиции, то, как каждый нормальный украинец, любил спеть.
Имел неплохой слух и голос, песен знал много. Было затянет песню о шахерочке, может, кто ее помнит:
Я шахтарочка молода,
Звуть мене Маруся,
В мене чорних брів нема,
А я й не журюся.
Это был литературный текст (слова поэта Воскрекасенко), а дальше тесть переходил на народный римейк этой песни:
Я на шахті працювала,
Вагонетки перла,
Коли б в мене не коса,
З голоду б померла…
Я на шахті працював,
Звуть мене Оникій,
В мене чорних брів нема,
Зате ніс великий…
Я на шахті працювала,
Звуть мене Параска,
Коли в тебе ніс великий,
То приходь будь ласка…
Правда жизни в том, что тесть не чурался ругательной лексики, и я вынужден в цитировании этого песенного текста прибегать к некоторым эвфемизмам, кто захочет – догадается.
Тесть работал в конце 40-х на восстановлении шахт Донбасса, и даже был награжден за это медалью. Потом пошел, как подобает, в армию, еще позже – в милиционеры, где дослужился до лейтенанта. Отличия за охрану общественного порядка лежали у него в коробке из-под конфет вместе с бронзовой медалью на золотисто-черной колодке «За Донбасс». И хотя с шахтерским краем тестя связывали лишь несколько лет его жизни (сам был родом из Черкащины), он всегда особенно интересовался новостями из тех мест, а его сердце футбольного болельщика было разделено между «ведомственным» киевским «Динамо» и луганской «Зарей».
Он любил рассказывать, как, бывало, после милицейского дежурства на Выставке передового опыта в местном ресторане «Прага» пил остродефицитное тогда чехословацкое пиво с футболистами-динамовцами, которые любили заезжать в это не очень людное место. Также у него были довольно много фотографий с заслуженными шахтерами, которых иногда свозили на «Выпердос» (так называли в народе эту выставку) представлять расцвет Украины Советской.
- Представляешь, вот черти, – рассказывал он восторженно, – я им говорю, пошли пивка Пльзенского выпьем, а они говорят, нет, только водку будем.
Но лишь однажды он рассказал, как и почему попал из своего села на Черкащине на Донбасс.
В 47-ом году на Украину надвинулся голод. Вчерашние победители фашизма, воины-орденоносцы, которые вскрывали «сталинскими ударами» всю Европу, оказались бесправной рабсилой в колхозах-резервациях. Там опять было что-то неладно с государственной политикой хлебосдачи, но в то же время нужно было поднимать и разрушенную промышленность.
Тестя, которому на то время едва наполнились шестнадцать, сельский комсомол «оформил» по разнарядке в ФЗО (ПТУ) какой-то из шахт Ворошиловградщины. Партия сказала – надо, комсомол ответил – есть, таким был «демократический централизм» тех дней.
А через несколько месяцев парень убежал из училища, говорил, что просто не выдержал там новых порядков, когда в общежитии между учениками шел раздел на «местных» и «кугутов», как называли тогда сельских жителей.
Наказание за побег с трудового фронта не заставило себя ждать, и шахтера-недоучку арестовали прямо дома, и отправили этапом до Киева.
Телегой ехали два дня, – вспоминал тесть, – и привезли меня да еще двух каких-то дядь в Лукьяновскую тюрьму, к «деду Лукьяну». Так я впервые увидел Киев. Начались допросы, и мне особо и сознаваться было не в чем: выходит, что убежал, нарушил какой-то закон. А дальше мне было сказано: не хочешь учиться, поедешь отстраивать шахты, ничего у нас хлеб казенный есть.
Государственный механизм действовал безотказно, и тесть года три ударно отработал в «Свердловскантраците».
На новом месте порядки были вообще волчьими, – вспоминал он. – Но я уже был научен, умел постоять за себя, умел и разговаривать с блатными, которые здесь тоже работали, отбывали свои сроки.
Но однажды и он не уберегся. Возвращался на шахту после отпуска, с довольно большим чемоданом, набитым домашними гостинцами, салом, пирожками. Его подстерегли где-то неподалеку от вокзала, избили, и до общежития он добрался уже без чемодана, с окровавленным лицом.
Та закалка осталась у него навсегда: в виде синей наколки-террикона на плече, сделанной с помощью канцелярской туши и двух игл, плотно обмотанных нитью, в склонности к крутому словцу и в целом во всем его строптивом, вольнодумном характере, что стоило ему, кстати, продвижения по службе .
На шахте мне никто рот не закроет, – шутя отвечал он теще словами корнейчуковского героя, когда та что-то выговаривала ему.
Как-то я подарил ему книжку стихотворений Владимира Сосюры, уроженца Луганщины, и он не раз перечитывал его знаменитую «Третью Роту», строки, пронизанные сентиментальными воспоминаниями:
Третя Рота... Дiнець i копальнi,
Дим заводу над синню рiки...
Як салюти, гудуть привiтальнi
Над вiками Донбасу гудки.
Но петь любил те самые частушки с сомнительной лексикой. Они появились в народе где-то в 50–60-ые годы как своеобразный отзыв на официозное славословие шахтерского труда, которое приобретало всесоюзный размах: от введения орденов «Шахтерской славы» до появления на прилавках продуктовых магазинов дешевой вареной колбасы «Шахтерская».
На концертных подмостках необозримого Союза зазвучал Юрий Богатиков (уроженец Енакиевого, земляк новоизбранного президента Украины). В 1983 году ему было присвоено звание Народного артиста Советского Союза, как говорят, лишь третьему эстраднику после Утесова и Шульженко.
Но в самой Украине были свои счеты – партийный клан Днепропетровска постоянно пытался отодвинуть донбассовцев от столичного руля. Москва, в свою очередь, пыталась раздавать должности более-менее паритетно. В 1972 году, после фиаско Петра Шелеста, первым секретарем Компартии Украины стал днепропетрововец Владимир Щербицкий, а руководителем правительства Украины назначили Александра Ляшко, выходца с Луганщины.
А в следующем году между этими кланами пробежала черная кошка. Щербицкий снял с работы руководителя Ворошиловградского обкома КПУ Шевченко «за нецелевое использование бюджетных средств», но, как говорили, фактически за то, что ворошиловградская «Заря» обошла киевское «Динамо» и стала чемпионом СССР по футболу. Провинции это не прощалось.
Еще через несколько лет Щербицкий «разобрался» с первым секретарем уже Донецкого обкома КПУ Дегтяревым, который был настоящим хозяином области и пылким сторонником футбольного «Шахтера». Говорят, именно при нем «Шахтер» получил не только свои оранжево-черные цвета, но и, что существеннее, – тренировочную базу и солидные шахтные надбавки для игроков.
Киевское «Динамо» начало выдергивать игроков из «Зари» и «Шахтера», но донбассовский кагал в столице прирастал не только их фамилиями. Анатолий Соловьяненко, Леонид Биков, Иосиф Кобзон – это лишь первый официально признанный ряд. А еще же была знаменитая когорта диссидентов – уроженцев Донбасса: Николай Руденко, Иван Свитличный, Василий Стус.
Но, как по мне, столичный Киев больше всего обязан Донбассу с 1986 года, когда тысячи шахтеров были брошены на ликвидацию Чернобыльской катастрофы и работали в штольнях под самым разрушенным реактором, ценой собственного здоровья и жизни спасали страну от техногенной аварии невиданного масштаба.
Стоит вспомнить, что во времена перестройки именно шахтеры Донбасса подняли новые сине-желтые флаги над своими митингами и проводили забастовки рабочих, в том числе и под лозунгами суверенитета и независимости Украины.
Разве же их вина, что эти лозунги были преданны теми, кто в столице начал эпоху Великой Прихватизации, начал платить за тонны угля шахтерскими жизнями?
Олег Савицкий
