С какой стати нам умирать? Лучше пусть сдохнут наши враги. Тем более обескураживает заявленная публично готовность каких-то активистов умереть в результате бессрочной голодовки в борьбе за политическую справедливость. За что, за что?!
Сильно спавшая волна протестной активности в России получила новый стимул к подъему: за 25-й день перевалила голодовка в Астрахани группы из двух десятков человек, требующих проведения в городе перевыборов мэра. То, что у одного кандидата сперли голоса в пользу другого, от «Единой России», это вообще не новость, а совершенно обычное дело, и когда политическая голодовка начиналась, отношение к ней было более чем спокойное. Политику в России, как и у нас, не любят, политикам не доверяют. К голодовкам, как уже было отмечено выше, всерьез не относятся. К политическим голодовкам – вдвойне. Ну, попугают ребята немного да отступят.
Однако, они не отступают. Начинали акцию 22 человека, по состоянию здоровья из голодовки вывели шестерых, но, их место заступили новые люди. После того, как с голодающими встретилась знаменитая доктор Лиза – исполнительный директор фонда «Справедливая помощь» Елизавета Глинка и диагностировала у них очень тяжелое состояние, желание присоединиться или выразить солидарность выразили многие люди по всей России. Ведь оказалось, что астраханцы не шутят. И если они готовы причинить существенный ущерб своему здоровью ради того, чтобы их услышали – значит, они чувствуют за собой правду, ради которой можно пойти на многое. Может, и на смерть.
Смерть – такая одноразовая и необратимая штука, использование которой однозначно говорит об искренности и глубине убеждений человека, накладывающего на себя руки, будь то кровожадный шахид или пенсионер, отчаявшийся найти справедливость, - как 66-летний Василий Шаповалов, подорвавший в 2003 году гранатой себя и симферопольского прокурора. И если в самоубийственном поступке одиночки еще можно усмотреть признаки нервного срыва, то групповой поход за смертью или в ее окрестности уж точно говорит не о душевном нездоровье голодающих, а о тяжелой болезни государства и общества, вынуждающего к таким поступкам.
Много это или мало – 25 дней голодовки? Когда в 1981 году на бессрочную голодовку пошли заключенные североирландской тюрьмы Мейз, требуя статуса политических, 10 человек умерло в срок от 46 до 73 дней. Юрий Луценко голодал с 22 апреля по 22 мая прошлого года – 32 дня, при этом по шесть часов проводя в зале судебных заседаний. По мнению его жены, Ирины Луценко, смерть могла наступить до сорокового дня голодовки. Доктор Лиза считает, что угроза здоровью организатору астраханской голодовки Олегу Шеину исходит в первую очередь от не очень крепкого сердца: этот орган может в любой момент просто не выдержать нагрузки длительным голоданием. И если это, не приведи господи, случится, протестующие получат ту самую сакральную жертву, появления которой так опасался Владимир Путин.
Прошу прощения за неуместно спортивный подход: рекорды, личные зачеты… Но, один важный момент отличает акцию Юрия Луценко от акции Олега Шеина, помимо продолжительности. У нас любят сравнивать оппозиционные протесты в России с нашими майданными протестами семилетней давности, причем не в пользу россиян. Так вот, если рядом с экс-кандидатом в мэры Астрахани стали плечом к плечу два десятка человек, а с учетом заступающих на место выбывших - еще больше, украинскому экс-министру пришлось голодать самому. Не вышло превратить голодовку против произвола в отношении себя в голодовку против произвола в отношении всех. Даже из членов «Народной самообороны» никто не поддержал лидера солидарной акцией. Как после ареста и заключения Юлии Тимошенко не случилось массовых выступлений в ее поддержку, на которые, говорят, она очень рассчитывала. Но, упаси Бог кого-то в этом упрекать.
Если люди считают, что рисковать здоровьем и тем более жизнью не за что и не за кого, - значит, не за что и не за кого, как бы кто-то ни считал себя этим кем-то, а свое что-то - этим чем-то. К большинству тут вообще никаких претензий. Большинство всегда право в своем судорожном цеплянии за жизнь и какое-никакое благополучие. Именно потому оно, большинство, и выживает, недоуменно рассматривая отдельных индивидов, готовых жертвовать собой. С инстинктами выживания у граждан Украины полный порядок, и тут беспокоиться нечего.
Отсутствие кого-то, кроме, естественно, близких, за кого могло б прийти в голову отдать жизнь, расслабляет: будем, значит, жить-поживать. Но есть что-то в этой расслабленности безнадежное.
Леонид Швец
