Вернуть Донбасс: будет ли Украине полезен колумбийский опыт постконфликтного диалога

Вооруженный конфликт в Колумбии между правительством и боевиками военизированной организацией FARC длился больше пятидесяти лет и закончился только в 2016 году подписанием мирного договора. В чем этот опыт может быть полезен Украине – УНИАН выяснил у экс-главы МВД Колумбии.

Необъявленная война в Украине идет четыре года. И хотя явных признаков того, что она близится к завершению, нет – государство обязано искать для этого механизмы. Также важно понимать, каким образом мы будем строить постконфликтный диалог, как будем поддерживать жертв конфликта, как привлекать к ответственности тех, кто держал оружие в руках, и многое другое. Процесс реинтеграции оккупированных территорий и их жителей не будет простым. Поэтому уже сейчас необходимо разрабатывать для этого инструменты и учитывать возможные риски.

В принципе, по крайней мере, декларативно у нас давно этим занимаются. Так, на фоне рассуждений о возможных сценариях и мировом опыте разрешения вооруженных конфликтов в информационном пространстве время от времени озвучивается вариант «хорватского сценария» (резкое наступление позволило ликвидировать сепаратистскую республику Сербская Краина). А несколько месяцев назад украинские парламентарии взялись за изучение постконфликтного диалога в далекой от нас Колумбии. Вооруженный конфликт в этой стране между правительством и повстанцами организации FARC начался еще в 1964 году и продлился пятьдесят два года. За время конфликта пострадало более восьми миллионов человек, более двухсот тысяч граждан Колумбии погибли.

На прошлой неделе в Киеве о колумбийском опыте реинтеграции бывших боевиков в колумбийское общество рассказал экс-министр внутренних дел Колумбии Хуан Фернандо Кристо.

Из истории вопроса

Конфликт в Колумбии между правительством страны и революционным движением FARC справедливо можно назвать одним из самых продолжительных в мире. Когда в 1980-х деятельность организации стала финансироваться за счет наркотрафика, так называемые повстанцы утратили былую популярность среди населения. Тем не менее, к 2010 году в FARC входило от 10 до 12 тысяч вооруженных людей.

По словам Хуана Кристо, попытки решить затянувшийся конфликт путем уничтожения революционного движения продолжили бы вооруженное столкновение еще лет на двадцать. Поэтому правительство Колумбии решило начать процесс переговоров с боевиками. Кроме того, в переговорах принимали участие и жертвы конфликта. К тому же, еще до начала диалога был принят закон, посвященный жертвам этого вооруженного конфликта. В документе правительство Колумбии признало, что не только действия боевиков приводили к жертвам – многие мирные жители жаловались также и на солдат правительства. «Это укрепило доверие к правительству, как со стороны жертв конфликта, так и со стороны FARC», – отмечает Кристо.

Боевик FARC / REUTERS

«Мы начинали с секретных переговоров между правительством Колумбии и FARC под патронатом правительства Норвегии. Затем разрабатывали конкретную повестку дня, которая базировалась на шести основных направлениях: развитие сельских территорий, политическое участие, противодействие незаконному обороту наркотиков, внедрение сети правосудия, возмещение жертвам конфликта, полноценное прекращение конфликта и мирное соглашение.  А в ноябре 2012 года о переговорах было официально объявлено населению Колумбии», – вспоминает он.

В 2016 году было подписано соглашение о прекращении огня, разоружении, амнистии и гарантии безопасности для бывших боевиков. Особое внимание уделялось теме так называемого переходного правосудия (система юридических правовых мер, которые позволяют государству перейти из одного состояния в другое после социальных катаклизмов). В данном случае – от вооруженного конфликта к миру.

«Были достигнуты важные договоренности в отрасли переходного правосудия. Принято решение судить тех, кто совершил тяжкие военные преступления, как со стороны FARC, так и со стороны правительственных сил Колумбии», – рассказывает Хуан Кристо.

Бывший министр внутренних дел Колумбии объясняет, что их модель переходного правосудия подразумевает создание специального трибунала (перед которым предстанут все, кто совершил тяжкие военные преступления), Комиссии правды (которая собирает свидетельства участников и жертв конфликта) и Комиссии по поиску без вести пропавших (а таких - больше четырех тысяч).

Читайте такжеПеремирие с повстанцами и рост экономики: The Economist определил страну года

Согласно колумбийской модели переходного правосудия, участники бандформирования, которые не совершили тяжких преступлений, попадали под амнистию. За тяжкие преступления или сокрытие преступления – получали до двадцати лет тюрьмы. Также было решено вместо традиционного заключения в тюрьмах реинтегрировать бывших боевиков. Так, в случае признания своей вины, выплаты жертвам репараций и предоставлении гарантий невозвращения к оружию, – боевики получают четыре-восемь лет ограничения свободы, но не в тюрьме, а на специально отведенных территориях. Там они проводят время на социальных работах, к примеру, участвуют в строительстве школ или больниц.

Кристо подчеркивает, что, конечно, в стране немало критиков выбранной правительством модели переходного правосудия. Много и тех, кто хотел бы, чтобы все командование FARC попало в заключение лет на сорок-пятьдесят. «Но давайте думать о будущем страны. Пусть они заплатят меньшую цену за свои преступления, если это пойдет на пользу всему обществу», – отмечает он.

«Главная задача переходного правосудия в Колумбии – чтобы не было новых жертв. И два последних года нам удается ее выполнять – не было ни одной жертвы конфликта», – подчеркивает колумбийский экс-министр.

Впрочем, фактически переходное правосудия в Колумбии начало функционировать только несколько месяцев назад, поэтому делать более глубокие выводы об эффективности данной модели все же еще очень рано.

Опыт Колумбии для Украины

Руководитель аналитического направления Украинского Хельсинского союза по правам человека Олег Мартыненко отмечает: одинаковых моделей переходного правосудия в мире просто нет. К примеру, в Северной Ирландии в свое время сделали упор на примирение и уголовное преследование, в Мозамбике и Камбодже отказались от Комиссии правды, посчитав, что восстановление исторической правды приведет к вспышке социального конфликта и новой гражданской войне. А в Боснии учредили гибридный суд.

«Важно, чтобы мы даже не пытались сейчас просто скомпоновать какую-то модель, а сделали основной упор и гражданского общества, и органов власти именно на информационно-просветительскую работу. Чтобы все хотя бы знали общие положения переходного правосудия», – говорит Мартыненко.

«Процесс переходного правосудия не упирается только в уголовное преследование, но касается также компенсации жертвам вооруженного конфликта, восстановлении исторической правды и, самое главное, реформ, как гарантий не повторения национальной трагедии», – добавляет он.

Конечно, не исключено, что в чем-то украинская модель переходного правосудия может ориентироваться на колумбийский опыт. Представитель Омбудсмена Андрей Мамалыга, к примеру, убежден, что наша модель также должна включать закон о жертвах конфликта. «Такой закон уже сейчас актуален для нас, поэтому нужно его разрабатывать. Он снизит социальное напряжение и это будет шаг к примирению», – говорит Мамалыга.

По его мнению, Украине нужно думать о создании специального трибунала с учетом того, что в вооруженном конфликте на Донбассе участвуют много иностранных граждан. «Очевидно, что при разработке модели переходного правосудия нужно учитывать, что Россия признана у нас агрессором. И также важно, чтобы наше переходное правосудие касалось не только деоккупации Донбасса, но и Крыма», – подчеркивает Мамалыга.

Правозащитник убежден, что аналогично колумбийской модели и учитывая, что на сегодня в Украине известно о, как минимум, трех сотнях без вести пропавших, нам нужно принять закон о без вести пропавших и создать уполномоченный орган для работы над этим вопросом. По его словам, офис Омбудсмена готов с этим помочь. 

В свою очередь, глава комитета Верховной рады по правам человека Григорий Немыря отмечает, что в Украине уже есть законопроект №5435 о правовом статусе без вести пропавших, который был разработан при содействии экспертов из Международного комитета Красного Креста. В частности, документ предполагает появление Единого реестра лиц, пропавших без вести – электронной базы данных, содержащей сведения о лицах, пропавших без вести, информацию о неопознанных останках, а также о наличии или отсутствии решения суда о признании разыскиваемых лиц безвестно отсутствующими или объявления умершими.

Проект закона поддержали в первом чтении еще в январе этого года. Однако, окончательно он так и не был проголосован. «Так что, к сожалению, из-за разных непрозрачных причин он блокировался и не был принят», – сетует Немыря, не вдаваясь в подробности.

Председатель правления Украинского Хельсинского союза по правам человека Евгений Захаров отмечает, что в Украине на сегодня в принципе не существует механизма для учета пострадавших от военного конфликта на востоке страны. А поскольку количество жертв неизвестно – вопрос об оказании им должной помощи также не поднимается. Захаров убежден – государство бросило этих людей на произвол судьбы. «Есть острая необходимость создать государственный реестр тех, кто так или иначе пострадал от конфликта, чтобы можно было поднять вопрос о помощи этим людям», – отмечает он.  

Действительно, в последнем отчете Управления Верховного комиссара ООН по права человека (временной промежуток доклада охватывает 16 февраля – 15 мая этого года) сообщается, что правительство Украины до сих пор не создало эффективного механизма реституции и компенсации за частное имущество, разрушенное или поврежденное в результате вооруженного конфликта по обе линии столкновения.

Отмечается, что этот вопрос остается одним из самых неотложных и нерешенных социально-экономических проблем жертв конфликта. По состоянию на конец 2017 года из-за боевых действий было разрушено или повреждено более сорока тысяч домов местного населения. И эта цифра еще не включает дома, брошенные внутреннее-перемещенными людьми, и дома, поврежденные во время их использования в военных целях.

А вот в Колумбии, к примеру, был создан единый реестр жертв, в котором регистрируют тех, кто потерял родных, землю или дом, кого пытали, тех, кто пережил насилие. Государство выплачивает им единовременное социальное пособий из фонда, который формируется за счет репараций и выплат убытков бывшими боевиками FARC.

Эксперты также подчеркивают, что в Украине по-прежнему сохраняется довольно странная политика по отношению к почти двум миллионам внутренне-перемещенных людей (по количеству переселенцев Украина занимает девятое место в мире). В частности, они все еще не имеют права голосовать. При том, что будущий 2019 год – выборный.

Читайте такжеНе сидеть сложа руки: почему переселенцам в Украине нужен новый статус

Григорий Немыря напоминает о существовании законопроекта №6240, который бы мог решить данный вопрос. Однако уже больше года законопроект лежит в парламенте без рассмотрения.

Единственная «перемога», которую на круглом столе озвучил Немыря касательно прав ВПЛ, касалась решения Киевского апелляционного административного суда от 4 июля этого года, отменившего проверки переселенцев по месту зарегистрированного пребывания. Эти специальные проверки были введены в 2016 году соответствующими нормативными актами Кабмина. Суть проверки была в следующем: представители органов соцзащиты или других органов власти приходили к людям домой, чтобы составить акт о факте присутствия лица по зарегистрированному месту пребывания. Если человека не было, он лишался пенсии и адресной помощи переселенца.

Эти правительственные указы два года назад вызвали волну возмущения переселенцев и общественных активистов. Общественники подали иск в суд с требованием упростить проверки переселенцев и суд его удовлетворил. Потом Кабмин попробовал обжаловать данное решение в апелляции, но Киевский апелляционный административный суд оставил решение суда первой инстанции без изменений. А это значит, что с 5 июля этого года, такие проверки переселенцев запрещены.

«Убежден, что сила крепкого государства должны предполагать мероприятия, которые бы продемонстрировали той [оккупированной] стороне, что государство Украина заботится о своих гражданах. Ведь внутренне-перемещенные люди – это те, у кого члены семей остались на неподконтрольных территориях», – рассуждает Немыря.

Глава Министерства по вопросам временно оккупированных территорий Вадим Черныш придерживается схожего мнения: сохранение связей с гражданами на оккупированных территориях – это залог восстановления целостности Украины. «Государство должно решить множество вопросов для облегчения жизни людей, страдающих от конфликта. В частности, необходимо изменить подходы некоторых органов власти относительно процедур пересечения линии соприкосновения, необходимо двигаться в направлении либерализации правил, всячески поддерживать и углублять коммуникацию с нашими гражданами в оккупации», – говорит он.

Министр отмечает, что правительственный План реинтеграции Донбасса, принятый полтора года назад, частично нашел отображение в новом законе о деоккупации. Однако, одного только плана недостаточно – важно, чтобы диалог с оккупированными территориями происходил постоянно.

***

Сепаратистские движения и вооруженные конфликты существует во всем мире. Многочисленность возможных сценариев, которые уже пережили другие государства, порой наталкивают украинских политиков и экспертов взять кое-что себе на вооружение. Ведь, несмотря на то, что у каждого конфликта есть свои отличия, необходимость в постконфликтном урегулировании их объединяет.

«Что означает система переходного правосудия - для решения необходимо принимать к сведению истоки конфликта, причины конфликта. С другой стороны, увеличение веса правосудия, веса справедливости и веса мира для всего общества и, как дополнительный фактор - улучшение всех сторон жизни… Но самое главное - избежать жертв в будущем. Это очень большое дело», - подчеркивает Хуан Кристо.

Несмотря на то, что в нашем случае речь идет о военной агрессии со стороны России, а не гражданском конфликте, в чем-то колумбийский опыт, пожалуй, может быть Украине полезен. Как минимум, в вопросах заботы о жертвах конфликта. Главное, чтобы декларируемая готовность украинских политиков следовать неплохому примеру, находила практическое воплощение. К сожалению, пример их участия и заинтересованности в судьбах жителей той же «серой зоны» наталкивает на обратные мысли. Там местным помогают все, кто угодно – волонтеры, военные, ООН, – но не государство Украина.

Ирина Шевченко

УНИАН в Google News