Праздник со слезами на глазах, даже без военного парада (фоторепортаж)

Трудно стрелять в человека, даже когда это солдат Вермахта…Я не скажу вам имя, поскольку чувствую, что вы поддерживаете УПА…

Трудно стрелять в человека, даже когда это солдат Вермахта…Я не скажу вам имя, поскольку чувствую, что вы поддерживаете УПА…

Даже для журналистов, пишущих о циничной украинской политике, есть святые государственные праздники. 9 мая один из них. Журналисты агентства пишут о Дне победы и ходят на его празднование столько, сколько существует УНИАН.

С 2005 года военные парады в этот день заменили шествием ветеранов. И сама жизнь показала, что без парада, в нашей да и российской версии, этого бессмысленного громыхания старым оружием, праздник 9 мая не становится хуже.

Он получает какое-то очень человеческое измерение. Участвуя в этих официальных торжествах, как журналистка, с 2006 года, скажу, что главными на этом празднике мира и самопожертвования становятся люди, сами ветераны.

Не верьте тем, кто говорит, что настоящие ветераны не ходят на празднование, что их давно уж нет в живых. Не верьте… Когда в этом году на встрече президента Януковича и ветеранов Украины я осторожно спрашивала присутствующих старичков с орденами, сколько им лет, они с детской непосредственностью  лезли в карман, доставали паспорта, показывая, что им далеко за 88, говорили, что еще выпивают по тридцать грамм и самостоятельно делают утренние прогулки. Да, их осталась всего горстка…

В этот раз я тоже сумела послушать ветеранов.  

– Я еще школьницей была. Жила в Вологодской области. Нас из села, весь наш класс забрали на оборонные работы на Валдай. Мы рыли траншеи. А когда были самолетные обстрелы, мы всем классом бежали и прятались в одном месте, чтобы если убьют, то весь класс, а если выживем, чтобы тоже весь класс, – рассказывает мне Александра Ивановна Суслова, – стояли по колена в воде. Когда в деревню вернулись, то у всех детей был ревматизм от холода. А потом мой дядя сделал мне пропуск в Киев. Я приехала сюда и стала работать в КГБ, занималась военной цензурой. Во-первых, в письмах регистрировала деньги, чтобы ни рубль ни пропал, если кто на фронт или с фронта шлет. А еще, когда кто-то писал на фронт, что живет впроголодь, эти строки нельзя было посылать. Как бы солдат воевал, если б знал, что его родные голодают?  

– Я, когда началась война, еще школьником был, – рассказывает Виктор Иванович Карпусь, – Привел весь класс в военкомат, просимся не фронт. А они говорят, что нам надо вырасти еще.  Потом Кривой Рог был оккупирован, а мы сами сделали подпольную группу. У меня было одиннадцать гранат. Однажды из участка украл список людей, которых хотели выслать. Кого сумел предупредить, те спрятались. А были те, кто не поверил. Партизанить там было трудно, поскольку лесов там на Кривбассе  нет. Но мы собирались в карьерах. Но меня предали, и я попал в Бухенвальд. Я каждый год езжу в Бухенвальд по приглашению немецкой организации. И три немецкие семьи приглашают меня с ними жить. Последний раз Францишка мне говорит: «Виктор, вы наш, переезжайте в Германию». Они – очень славные люди.  Я вот точно не знаю, они - потомки немецких коммунистов или солдат Вермахта. Но какая разница: немцы давно перед нами извинились. Я бы переехал. Но здесь у меня пенсия, друзья. Да и какая ни есть Украина, а моя…»

Этот праздник, несмотря на всю сложность, очень народный. Ведь людей никто не гонит на главную площадь столицы, здесь не обещают зрелищ, но они приходят, разметают цветы в переходе, создают импровизированный дресс-код  (в этом году видела модно одетых девушек в пилотках цвета хаки).

На площади я познакомилась с москвичами, которые приезжают в Киев второй раз, и специально на день Победы.

– Что же вы из Москвы в такой день уехали? – недоумеваю я.

– К нам на Красную площадь простым смертным не пробиться, – поделился Максим Богданов, – а у вас тоже хорошо празднуют.

– Так ведь у нас военного парада нет, – возражаю я.

– Вы полагаете, что без танка на главной улице страны праздник состояться не может? – иронично спрашивает москвич, и объясняет дальше, –

– Праздник - это ощущение. Киевляне любят 9 мая, они его по-настоящему празднуют, это чувствуется.

Это, и правда, чувствуется. Хотя есть вопросы к власти: Зачем закупоривать все входы-выходы на подступах к Майдану? В этом году Крещатик  был испещрен пропускными постами и рамками-металлоискателями (даже ветеранам приходилось объяснять, что они не террористы). Все делалось медленно. Я сумела пообщаться, таким образом, еще с одним участником войны. Он рассказал, как в составе группы украинских ветеранов ездил двумя днями ранее по приглашению министра внутренних дел России в Москву, как там их тепло встречали и дали ради праздника по десять тысяч рублей. (около трехсот долларов).

– Я воевал в Прибалтике, – рассказал мне этот бывший артиллерист (представиться отказался, сказал, что чувствует, что я поддерживаю УПА, и поэтому я ему не родня).

– Вас поддерживало местное население? – интересуюсь я.

– Ну что за вопрос? Вы знаете, что была 43-я гвардейская латышская стрелковая дивизия?  А я вот вас спрашиваю. Почему же это УПА не стало частью советских военных формирований?

Я, не желая его расстраивать ответом, уклончиво отвечаю,  главное, чтобы я, его дети и ребята из Львова чувствовали себя гражданами одной страны.

– Зачем же памятнику Сталину голову отрезать?, – со вздохом спрашивает он, – Мы же не без него войну выиграли. Война - это трудно. Страшно прицельно стрелять в человека, даже если это солдат Вермахта…

Я улыбнувшись, показываю ему глазами на маленькую девочку, которая тянет ему цветы. А он, сфотографировавшись, идет домой к своим внукам. 

Это праздник бесспорного единства поколений. На одном из таких праздников видела, как бритый парень послушно выполняет приказы своего раскапризничавшегося деда-ветерана: застегнуть китель, расстегнуть китель… Всегда заметно, с какой гордостью и как бережно младшее поколение ведет под руки своих родственников с орденами и медалями. 

А я набираю мобильный телефон своей непрямой родственницы из Симферополя. Хочу поздравить с праздником, я тоже горжусь ею. Ей тоже за 90, она была снайпершей. Она очень ждет этот праздник.  Но ее нельзя спрашивать о том, как она воевала, как расстреливала немецких офицеров и скольких расстреляла. Она расстраивается, плачет, и надолго теряет сон. Потому что очень трудно прицельно стрелять в человека. Даже, когда это солдат Вермахта.

Маша Мищенко

Фото УНИАН

УНИАН в Google News