Президент РФ ввел в действие новую военную доктрину страны. Уточнение военной доктрины Российской Федерации проведено во исполнение решения Совета безопасности России от 5 июля 2013 года. Внесенные в документ изменения одобрены на совещании Совета безопасности России 19 декабря 2014 года.

Анализ документа и сравнение его с аналогичной доктриной образца 2010 года свидетельствует о переоценке Кремлем угроз национальной безопасности, преувеличении военных угроз, смешении  наступательных и оборонительных элементов и некотором пересмотре подходов к оснащению Вооруженных Сил.

Кардинально изменена оценка ситуации в мире на современном этапе. Если в 2010 году Москва отмечала ослабление идеологической конфронтации, снижение уровня экономического, политического и военного влияния одних государств (групп государств) и союзов и рост влияния других государств, претендующих на всеобъемлющее доминирование, то в 2014 году подчеркивается усиление глобальной конкуренции, напряженность в различных областях межгосударственного и межрегионального взаимодействия, соперничество ценностных ориентиров и моделей развития, неустойчивость процессов экономического и политического развития. В версии 2014 года также появился тезис о поэтапном перераспределении влияния в пользу новых центров экономического роста и политического притяжения.

Видео дня

По нашим оценкам, в 2010 году к новым рискам в Москве относили возрастающее влияние Китайской народной республики, однако спустя 4 года месседж о «новых центрах влияния» сохранился. Таким образом, несмотря на то, что угроза «соперничества ценностных ориентиров и моделей развития», скорее всего, касается стран системы североатлантической безопасности,  «перераспределение влияния в пользу новых центров экономического роста и политического притяжения» вряд ли касается США и НАТО в целом. Это может означать, что руководство Российской Федерации рассматривает все мировые центры влияния как враждебные и источники угроз для национальной безопасности.

В Доктрине 2014 года добавился пункт о тенденции смещения военных опасностей и военных угроз в информационное пространство и внутреннюю сферу Российской Федерации. Принимая во внимание жесткий контроль властей над медиа-пространством РФ, информационные угрозы, очевидно, связаны с деятельностью иностранных медиа и информационных сетей. Такая оценка угроз дает основания прогнозировать соответствующие изменения в российской политике, направленные на ужесточение контроля и ограничение доступа к антироссийским информационным ресурсам на территории РФ.

Новая редакция Военной Доктрины указывает на снижение вероятности развязывания против Российской Федерации крупномасштабной войны. Данный вывод очевиден с точки зрения потенциала РФ к осуществлению массированного ядерного удара. Однако в Москве полагают, что на ряде направлений военные опасности для Российской Федерации усиливаются. Таким образом, на сегодняшний день руководство Российской Федерации высоко оценивает внешнюю угрозу дестабилизации внутриполитической ситуации в стране с использованием информационных ресурсов с целью провокации массовых протестов, а также развязывания локальных конфликтов для дестабилизации ситуации в сопредельных с территорией РФ районах.

Изменена характеристика угрозы со стороны НАТО. «Стремление наделить силовой потенциал НАТО глобальными функциями» заменена на «наращивание силового потенциала НАТО».  Аналогично с этим некоторые потенциальные угрозы переведены в состав реальных. Так, например, в новой редакции отмечается дестабилизация обстановки в отдельных государствах и регионах, а также подрыв глобальной и региональной стабильности. По нашим оценкам, речь идет не только о ситуации в Украине, но и оценках ситуации в регионе Центральной Азии. В предыдущей редакции содержалась лишь риски таких сценариев.

В качестве новой военной угрозы добавлен риск реализации концепции «глобального удара». Принимая во внимание то, что ранее в Доктрине отмечается снижение вероятности развязывания против Российской Федерации крупномасштабной войны, это может свидетельствовать о сомнениях военного командования к способности Российской Федерации отразить глобальный удар с нескольких направлений.

Принципиально новой угрозой, содержащейся в  Доктрине редакции 2014 года, является применение военной силы на территориях государств, сопредельных с Российской Федерацией и ее союзниками, в нарушение Устава Организации Объединенных Наций (ООН) и других норм международного права. По нашим оценкам, это может касаться как рисков оперативного реагирования США/НАТО на угрозы со стороны Исламского Государства в странах Центральной и Средней Азии, так и на преувеличение вероятности ввода контингента НАТО на территорию Украины или других стран периметра. В частности, не исключено, что ливийский сценарий оказал влияние на оценку Москвой действий в обход российского вето в Совбезе ООН.

Расширена трактовка угроз со стороны глобального терроризма. С одной стороны он объединен с рисками экстремизма, а с другой – очерчены риски осуществления террористических актов при помощи радиоактивных и токсичных химических веществ. Впервые в Военной Доктрине упоминаются вызовы со стороны транснациональной организованной преступности в сфере незаконного оборота оружия и наркотиков. Очевидно, что данные угрозы сформированы ожиданиями развития ситуации в Афганистане и регионе в целом после вывода из него контингента американских войск и ожиданиями эскалации ситуации на Кавказе.

Кроме того, впервые в Военной Доктрине РФ отражены угрозы, исходящие от иностранных частных военных компаний, действующих в регионах, прилегающих к государственной границе Российской Федерации и границам ее союзников. По нашим оценкам, данный пункт может свидетельствовать о переоценке рисков и неадекватной оценке военно-политической ситуации в сопредельных с РФ странах. Кроме того, данный пункт может быть интегрирован в контексте усилий РФ по созданию собственных ЧВК и поиску политического обоснования для такого решения.

К перечню потенциально опасных объектов на территории РФ добавлены объекты фармацевтической и медицинской промышленности, которые отсутствовали в редакции 2010 года. Мы не исключаем, что эти изменения связаны с пересмотром Россией угроз применения бактериологического оружия, а также распространения вируса Эбола в 2014 году.

Изменения коснулись также характерных черт и особенностей современных военных конфликтов. Так, редакция 2014 года дополнена применением информационных и иных мер невоенного характера, реализуемых с широким использованием протестного потенциала населения и сил специальных операций. Таким образом, по нашим оценкам, в Российской Федерации всерьез рассматривают сценарии использования протестных настроений со стороны зарубежных ССО для дестабилизации внутриполитической ситуации и свержения режима.

Показательно, что новая редакция Военной доктрины содержит угрозы ведения гибридной войны против Российской Федерации, которую Кремль уже апробирует на территории Украины.

Из числа новых угроз военного характера в документе упомянуты только БПЛА, автономные морские аппараты, управляемые роботизированные образцы вооружения.  Соответствующие типы вооружений уже включены как в государственный оборонный заказ РФ, так и в новую редакцию Доктрины.

В остальном новые угрозы касаются информационной безопасности и угроз воздействия на противника на всю глубину его территории одновременно в глобальном информационном пространстве. Это качественно отличает новую редакцию от редакции 2010 года, в которой наибольшие риски касались непосредственно военных угроз и лишь отмечалась тенденция усиления роли информационного противоборства.

Перечень характерные черт и особенностей современных военных конфликтов в новой редакции Военной Доктрины РФ в полной мере отражают специфику военного конфликта на территории Востока Украины. Он включает «создание на территориях противоборствующих сторон постоянно действующей зоны военных действий, участие в военных действиях иррегулярных вооруженных формирований и частных военных компаний, применение непрямых и асимметричных способов действий, использование финансируемых и управляемых извне политических сил, общественных движений». На наш взгляд отражение в Военной Доктрине РФ этих особенностей, которые ранее комплексно не наблюдались в военных конфликтах в других точка мира, может свидетельствовать о том, что Российская Федерация закладывает в Доктрину новую концепцию ведения войны, которую активно разрабатывает и апробирует в Украине.

Заслуживает внимания тот факт, что раздел о мобилизационной подготовке и мобилизационной готовности РФ в редакции 2014 года перемещен выше аналогичного раздела в редакции 2010 года, где он находился перед заключительным разделом о военно-политическом и военно-техническом сотрудничестве Российской Федерации с иностранными государствами. Это может означать, что руководство РФ высоко оценивает вероятность введения военного положения и перевода экономики и страны в режим мобилизации.

В новой редакции Военной Доктрины заложена задача создания системы управления полным жизненным циклом вооружения, военной и специальной техники. Это отражает тенденции импортозамещения, заложенные Россией в 2013 году и переход на полный цикл производства ВВиТ, что также отвечает вызовам, связанным с вероятностью введения военного положения.

В Военной Доктрине-2014 впервые выделено сотрудничество в сфере укрепления международной безопасности со странами БРИКС. Кроме того, сохраняется ориентация на укрепление системы коллективной безопасности в рамках ОДКБ и наращивание ее потенциала, со странами СНГ и ШОС. Впервые отдельно выделено военно-техническое взаимодействие с Республикой Абхазия и Республикой Южная Осетия в целях обеспечения совместной обороны и безопасности. Таким образом, Кремль заложил в новую редакцию Военной Доктрины включение в систему безопасности и обороны непризнанные республики, полученные Россией под контроль после нападения на Грузию в 2008 году. Знаковым является тот факт, что в редакции документа от 2010 года эти две непризнанные республики не упоминались, несмотря на неизменность политики Москвы в отношении этих псевдогосударственных образований. Это может объясняться недавним заключением договора о союзничестве  и интеграции с Абхазией и планируемом на конец января 2015 года заключением аналогичного договора с Южной Осетией. Ожидается, что договор с Южной Осетией предусматривает и объединение спецслужб и военных структур этого образования с российскими, а также отмену таможни и границы. Однако при сценарии возможного объединения с РФ этих псевдореспублик, сроки его реализации выходят за рамки 1 года. Это означает, что либо Москва будет пересматривать Военную Доктрину в горизонте 1,5 лет, или Кремль откажется от планов интеграции Южной Осетии и Абхазии в состав РФ. По нашим оценкам, наиболее вероятен второй сценарий.

В качестве новых положений Военной Доктрины в редакции 2014 года - содействие построению в Азиатско-Тихоокеанском регионе новой модели безопасности, основанной на коллективных внеблоковых началах. По нашим оценкам, реализация данной концепции затруднена, поскольку в обозримой перспективе ситуация в АТР будет характеризоваться влиянием двух полюсов: Японии/США и Китая. Несмотря на потенциальную возможность заключения Россией двухсторонних договоров военного сотрудничества со странами региона, биполярная модель будет определять архитектуру системы безопасности в АТР. Считаем маловероятной переориентацию про-японской (про-американской) группы стран на Москву. В то же время усиления военного влияния Кремля на про-китайскую группу стран региона вряд ли допустит Пекин.

Таким образом, по нашим оценкам, Кремль заложил в Военную Доктрину концепцию глобального военного присутствия, однако практическая реализация такой концепции будет проблематичной.

В отличие от редакции 2010 года, в последней принятой версии документа Москва переходит от создания механизмов регулирования двустороннего и многостороннего сотрудничества в области противоракетной обороны к формированию совместных систем противоракетной обороны с равноправным российским участием. Однако в сложившихся политических условиях реализация подобных проектов со странами НАТО, очевидно, является маловероятной. Таким образом, мы полагаем, что данный пункт Доктрины может свидетельствовать о планах Москвы создавать системы ПРО с участием некоторых стран Ближневосточного и Тихоокеанского регионов.

По сравнению с редакцией 2010 года, в редакции 2014 года значительно больше внимания уделяется вопросам обеспечения безопасности в космическом и околоземном пространстве.

Обращает на себя внимание пункт Военной Доктрины, в котором указывается, что применение Вооруженных Сил осуществляется на основе заблаговременного и постоянного анализа складывающейся военно-политической и военно-стратегической обстановки. Это идет вразрез с оборонной риторикой документа. Данный пункт свидетельствует о необходимости постоянного планирования операций Вооруженных сил в ответ на изменение внешних условий. В случае действия оборонной политики, применение вооруженных сил осуществляется в ответ на внешнюю агрессию согласно разработанным планам и сценариям с учетом коррекции на оперативные данные. Применение вооруженных сил на основе заблаговременного и постоянного анализа указывает на наступательно-агрессивный характер внешней политики Кремля, поскольку указывает на планирование, которое имеет вторичное значение при оборонительной политике государства.

Важным элементом новой редакции Военной Доктрины является пункт о поддержании равноправного диалога в сфере европейской безопасности с Европейским союзом и НАТО. Поскольку Североатлантический Альянс невозможен без активного участия Вашингтона, данный пункт означает, что Кремль не закрывает двери для возобновления сотрудничества с НАТО. Наличие этого пункта также может свидетельствовать о том, что в Москве не считают санкционные действия Запада своей виной. Кремль продолжает игнорировать причинно-следственную связь между аннексией Крыма, своими действиями на Востоке Украины и давлением со стороны евроатлантического сообщества.

В пункте 22 новой Доктрины подчеркнуто, что Россия считает правомерным применение Вооруженных сил в случае агрессии в отношении своей территории и ее союзников, а также защиты своих граждан, находящихся за пределами Российской Федерации. Это может свидетельствовать о превалировании оборонной концепции в Доктрине, основанной на цели удержания новых завоеваний России на Кавказе, Крыму и в Украине. В то же время  это говорит о вероятности проведения новых этапов гибридной войны на территории постсоветского пространства в рамках защиты русскоязычного населения, после предварительной подготовки в виде предоставления гражданства. В таком случае в зоне риска  оказывается южная и восточная части Украины, Молдова, Латвия, Казахстан (в порядке снижения вероятности).

Таким образом, новая редакция Военной Доктрины РФ имеет концептуальные противоречия. С одной стороны она создает видимость оборонного характера документа. Об этом говорит расширение перечня военных угроз для РФ, включение широкого спектра федеральных и региональных органов власти в военную систему в особых условиях, более широкое взаимодействие России в рамках военно-технического сотрудничества и т.д. Однако с другой стороны новая редакция Доктрины содержит откровенно наступательные элементы. Смешение оборонных и наступательных элементов может свидетельствовать о декларативном и политическом значении документа, задачей которого является демонстрация Москвой позиции жертвы на мировой арене.

Анатолий Баронин, директор аналитической группы Da Vinci AG