Виктория Федотова: Наше общество абсолютно толерантно к семейному насилию. Все осуждают жертву: "Сама виновата. Почему не ушла? Почему терпела?"

Почему сбываются худшие прогнозы о росте семейного насилия во время и после карантина, какой ад проходят женщины, рискнувшие обратиться в полицию и социальные службы, а также почему многие продолжают терпеть избиения и издевательства в интервью рассказала руководитель ОО «МАРТИН-клуб», которая занимается помощью детям и матерям в кризисных моментах, Виктория Федотова.

Когда карантин из-за коронавируса только начинался, озвучивались прогнозы, что ситуация с домашним насилием ухудшится. Это так?

Кто-то писал, что случаев семейного насилия стало меньше, но это можно объяснить тем, что жертвы перестали звонить на «102». Они понимают, что из-за карантина не будет никакой помощи. У нас отменили прием в различные места безопасности: приюты, центры, которые принимают ребенка с мамой, центры помощи жертвам семейного насилия.

Количество обращений к нам от женщин увеличились примерно в два раза. Не могло быть по-другому, когда жертва находится с агрессором в одном месте и не может уйти.

Расскажите о тех, кому помогаете. 

Мы помогаем 23-летней Маше из Днепра. За год жизни с мужем она вышла на улицу 5-7 раз. Девять месяцев ее избивали. Муж бил, щипал, кусал ее детей. У младшего, 6-месячного малыша вокруг всей головки - гематомы от ударов какими-то предметами. Удары были по местам, где растут волосы, чтобы было незаметно…

У Маши трое детей. Младшему шесть месяцев, среднему три года, старшей девочке – пять. Двое старших родились в первом браке. Ситуация сложилась так, что около двух лет назад ее первый муж поехал на заработки и погиб, умер от остановки сердца. Год назад познакомилась с парнем, не пьющим, не наркоманом, из хорошей семьи. Была свадьба, переехала в квартиру к нему и его маме. А, как только забеременела, начались побои.

Муж бил ее кулаком в живот. Когда родился малыш, отдал его «на воспитание» своей маме: «Хотела внука – занимайся». Маша рассказывает, что он запрещал кормить малыша, когда его мамы не было дома. Мальчик первое время кричал, потом привык по восемь часов обходиться без еды.

В спины старших детей летели тяжелые предметы. Началось психологическое давление на старшую дочку, он начал обвинять ее в том, что пятилетняя девочка бьет братьев: «Она – убийца». В итоге, девочку забрала Машина мама, но своей дочери уйти от мужа не помогла: «Брак – священен». Маша вызывала полицию, он открывал дверь и говорил: «Это случайный вызов, у нас все ок». Он выглядит вполне респектабельно, полиция уезжала. Так было раз пять.

И полиция ничего не заподозрила?

У патрульных есть свои механизмы, реагирования, четкие критерии по которым они действуют. Им нужно признание жертвы, а жена боится говорить правду при муже.

Ее спас человек, который жил неподалеку и узнал о ее ситуации. Маша вышла из дома под предлогом, что займет деньги, приехала «Полина» (полицейское подразделение по противодействию домашнему насилию, – УНИАН). Полицейские увидели избитых детей, потом и врачи зафиксировали следы побоев. У среднего – еще и следы укусов на руках, щеках. Мальчиков забрали в больницу, а Маша перебралась на первое время к подруге. К своей маме она переехать не может. Та живет в селе, в развалюхе, борется с выпивающим мужем и таким же сыном (братом Маши). Ей дочку жалко, но не больше. «Нырнула» в церковь, помолилась – все действия.

В Днепре снять быстро дешевую квартиру невозможно. Из-за карантина госучереждения Машу не брали, но приютил православный приют. Но когда муж начал приходить и бить окна, женщину попросили съехать.

У всех жертв очень тяжелые психологические травмы, объясняет Виктория Федотова

А что полиция по поводу разбитых окон сделала?

Приехала и уехала. Мы хотим привлечь к ответственности патрульных за то, что они не зафиксировали все, как положено. Но полиция хоть реагирует. «Полина» обучена, реагирует хорошо и правильно. А вот про соцслужбы я молчу.

Когда мы к ним обратились, начали сразу обвинять Машу: «Плохая мать. Детей надо отобрать». Что и сделали. Чтобы вернуть детей из больницы, жертве пришлось доказывать, что она – жертва.

Пошли к психиатру, тот поставил диагноз. Причем, надо было успеть это сделать в течении 10 дней. Если в течении этого срока не написали в медкарте: «острое стрессовое расстройство», то во время суда возникают проблемы. У нас, если через полгода после бегства от агрессора женщина не спит, не ест – это не учитывается, это нельзя привязать к делу. Если жертва пришла к психиатру на 11 день – поздно. Хотя, что за 24 часа могло измениться?  

Нам бесплатно помогает адвокат, все, что можно извлечь из этой ситуации, мы извлекли. Открыто уголовное производство по побоям детей. Мы через суд добились запрета, муж не может приближаться к Маше ближе, чем на сто метров (за нарушение – административная ответственность). Это прецедент. Такие решения суда можно пересчитать по пальцам, обычно запрещают приближаться только к какому-то адресу.

Насколько история Маши типична?

Не типично только то, что избит младенец. У женщины, которой мы помогали до этого, было сломано ребро во время побоев. Ей около 30 лет, работала продавцом, муж сильно пил. Она пожила у нас, переехала к куме, что сейчас – не знаем. Скорее всего, вернулась к себе домой. Возможно, муж проспался, перестал бить.

До этого была женщина с двумя детьми, она работала на каком-то из заводов Днепра. Муж раз ее побил, второй, после третьего она уехала в родной город на западной Украине. После десяти лет брака решилась все оставить.

Помогали маме с тремя детьми. Отец еще до свадьбы прыгал из-за нее с моста: «Люблю - не могу, а ты изменяешь». Бред ревности. И в порыве «страсти» он выбил ей зубы, оставил рубец на ухе, побрил на лысо. Мы ее от него прятали, перепрятывали. Нашел. Но смогли мирно договориться. Она живет в приюте, разрешает мужу на несколько дней забирать к себе детей (он их не трогал). А у него сейчас «светлый период», ведет себя нормально.

По словам Федотовой, у мужчин-полицейских высокая толерантность к насилию / фото Витория Федотова/Facebook

Возможен ли хэппи-энд в таких историях?

Да, но через очень долгое время. У всех жертв очень тяжелые психологические травмы.

Мы на днях пришли к Маше, она поспешила распахнуть все шкафы в своей съемной квартире: «У нас все хорошо».  Она выворачивается наизнанку перед абсолютно посторонними людьми, даже не спрашивая, кто они, какие у них должности. У всех жертв - стерты границы личности. Они жутко боятся.

Говорят, что жертва возвращается к насильнику. Да. Но это же их семья. Это муж, с которым долго жили, и вдруг «оторвало голову». Страх стирает границы, и первая задача психологов – восстановить их.

Во всем мире понимают, что нужно и что не нужно жертве. Есть мораторий на любые действия соцслужб. Первый допрос проводят в «зеленой комнате». Сразу задаются вопросы, которые будут использоваться в суде. Присутствуют адвокаты, что-то подсказывают психологу, который ведет допрос.

У нас - мрачная «ментовка» и постоянно: «нужны следственные действия, нужно то, нужно это». А когда слабая женщина приходит в соцслужбы, ее начинают обвинять в том, что она плохая мать: «У отца квартира, работа. А что она даст детям?». И начинают процесс рассматривать с другого конца. Это - советская система обвинений слабого.

А посыл соцслужб помирить мужа и жену? Ты вытягиваешь ее, делаешь все, чтобы он не узнал, куда она уехала. Они приводят обоих в свой кабинет и начинают «мирить». Был подобный случай и в райотделе. Она бежала от мужа по полям, а в итоге их «помирили» в полицейском участке.

Одна из обсуждаемых тем: у мужчин-полицейских высокая толерантность к насилию. Они не считают, что жертву побили, если у нее «только» синяк. И у нас были случаи, когда мы принимали жен полицейских, причем высокопоставленных.

По словам Федотовой, большинство случаев семейного насилия из сел

И они продолжают служить?

Конечно. Тема острая, поднимать ее сложно. У полицейских напряжение огромное, они видят мрак каждый день и помногу. Конечно, они срываются, начинают палить по банкам, убивают ребенка… Я не оправдываю, это данность.

Четыре года назад в патрульную полицию пришли работать нормальные люди. Больше двух лет никто не выдержал. Во всем мире есть дебрифинги, которые разбирают кейсы: «Ты агрессивный – идешь к психологу». У нас такого и близко нет. Напиться до беспамятства, побить жену, утром увидеть синяк. И что?

Тем не менее, «Полину» хорошо обучили. Они молодцы.

Хватит ли их дольше, чем на два года?

Не знаю.

Мы говорим о ситуации в крупном городе, а что в селах?

Там безысходность. Большинство случаев семейного насилия – из сел. Недавно спасали всем миром 84-летнюю бабушку из Новомосковска. Она пошла в полицию: «У сына третий день запой, убивает». Ей: «Простите. Но вам надо в «область»». Бабушка в карантин, когда ничего не ездит между городами, как-то добирается до Днепра. Приехала, и сидит на улице, плачет. Хорошо, нашлась девочка (сотрудница МЧС в свой выходной день), которая спросила: «Что случилось». Бабушка призналась: «В полицию послали, а я не знаю, куда идти». И начинаем ее всем миром пристраивать. Город не берет – прописка не та. Куча бюрократии. Только через одного начальника полиции вышли на другого, и получилось устроить в больницу.

В селах все бьют всех. Там жертве деваться некуда и без карантина. Там по жизни эпидемия. Участковый может придет, может пожурить, и уйдет. Он не будет жить с жертвой, которая там в каждом дворе.

Мы видим резонансные случаи, но не замечаем, что общество абсолютно толерантно к семейному насилию. Когда яд «по капельке», то через время это уже не яд. Посмотрите в фейсбук, там все осуждают жертву: «Сама виновата. Почему не ушла? Почему терпела?». Люди не понимают, что невозможно уйти в никуда с маленьким ребенком. Девочки, которые на это решаются – героини. С двумя детьми сложно, даже если не говорить о материальной стороне. Государство же практически не помогает!

Маша попала к нам. Кто-то ведет переговоры с соцслужбами, больницами, полицией. Кто-то увозит и привозит на консультации врачей. Кто оплатил работу психолога, медикаменты, еду, памперсы, коляску, одежду? Кто составляет документы, представляет интересы в суде? Кто-то приютил, а потом оплатил месяц жизни в общежитии. Разве государство не могло это сделать?

Влад Абрамов

УНИАН в Google News