Люди на обмен

В начале июля этого года должен был возобновиться обмен пленными в рамках договоренностей в Минске – Украина планировала согласовать окончательные списки. УНИАН пообщался с ближайшими родственниками троих украинских военных, которые есть в этих списках, и которые уже отчаялись дождаться результата от Минских встреч.

В среду, 19 июля, должна состояться очередная встреча в рамках переговоров трехсторонней контактной группы в Минске, на которой, как и на предыдущих, речь будет идти об обмене пленными. В этом году таких заседаний было уже больше двух десятков. И ни одно не закончилось освобождением украинских военных.

На прошлой неделе, в день рождения пленника Кремля Олега Сенцова, родственники узников ОРДЛО провели несколько акций в Киеве, пытаясь привлечь внимание к своей проблеме. Их «послание» миру на самых обычных листах формата А4 – «879», «1033», «609», «595»… Это – дни. Дни постоянной боли и ожидания. Все эти дни, максимум, что ты знаешь о своем муже или сыне – он жив и есть в списке из 132 украинцев, которых переговорщики в Минске тщетно пытаются обменять.

Истории этих измучившихся за несколько лет семей, в принципе, развивались по одному сценарию – попал в плен (под Иловайском или под Дебальцево, не суть), сначала – нечасто – оттуда, из ОРДЛО, звонили, ему давали трубку, можно было хотя бы услышать родной голос и дыхание, потом – тишина и редкие письма, которые узникам удается передать через «Красный крест» или даже Надеждой Савченко… Кто-то из родственников не выдерживал – отправлялся искать правды в фейковых республиках, но возвращался ни с чем. Кто-то шел другим путем – максимальной огласки – писал письма даже королеве Великобритании и в Ватикан, Папе. Но, к сожалению, тоже безрезультатно.

Как это – ждать и надеяться, когда нет ни определенности по срокам освобождения, ни даже прогнозов, когда это может случиться? Как это – месяцами не видеть родного лица, не слышать родного голоса? Как это – стучаться во все двери, не опускать руки, объяснять равнодушным, что 132 человека – это чертовски много, за них нужно бороться каждый день и час? В поисках ответов на эти вопросы, УНИАН записал три истории, такие разные и такие похожие: объединенные одной болью.

«В российских официальных органах нам отвечают, что за происходящее в ОРДЛО они ответственности не несут»

Разведчик из Тернополя Алексей Кодьман с двумя боевыми товарищами попал в плен 12 ноября 2015 года. Отец Алексея, Сергей Кодьман, рассказывает, что через несколько дней после этого, через страницы молодых людей в социальных сетях, родственникам пришло послание «с той стороны». Сообщалось, что боевики согласны обменять ребят на снайпершу Александру Андриенко (позывной «Сахара»). «Та сторона была очень заинтересована в ее освобождении. Мы передали эту информацию в СБУ, но Центр по освобождению пленных тогда не особо активно работал в этом направлении», – вспоминает Сергей Кодьман.

Сергей Кодьман, отец пленного Алексея Кодьмана / фото uacrisis.org

В декабре 2015 года мужчина поехал в Донецк – надеялся самостоятельно освободить сына.

Записавшись на прием к так называемому министру обороны «ДНР» Владимиру Кононову, просил хотя бы встречи с сыном. «Он меня принял и разрешил «свидание» с сыном двадцатиминутное», – говорит Сергей.

Во время этой недолгой встречи с отцом Алексей говорил, что относятся к нему нормально – кормят и не бьют. Впрочем, вряд ли парень мог сказать что-то другое, если рядом сидел представитель «ДНР».

Сергею так и не удалось ни с кем договориться, чтобы забрать сына из плена…

Еще через год, 29 декабря 2016-го, снайпершу Андриенко, на которую, как считает Сергей Кодьман, можно было бы обменять Алексея, Украина просто отдала (в рамках договоренностей для разблокирования процесса освобождения заложников Украина в одностороннем порядке, в качестве жеста доброй воли, отдала 15 человек, в ответ мы не получили никого, - УНИАН). «Я этого не понимаю, - сетует Сергей Кодьман, - за нее же давали три человека, по крайней мере, один на один можно было поменяться. Не понимаю, почему так поступили».

Кстати, связь с сыном удается сохранять только через редкие письма, поговорить по телефону в последний раз удалось 19 июня прошлого года. После этого Алексея перевели в Макеевскую колонию №97, и теперь единственный вариант общения – письма. «И то, насколько мы знаем, эти письма проходят цензуру. Тот же «Красный крест» приезжает их забирать от руководителей колоний, а не лично из рук наших детей. Еще письма передают через минскую группу», - рассказывает Сергей Кодьман.

Зимой 2017 года письма от пленных и их фото привозила также Надежда Савченко. На фотокарточках пленные украинцы находятся в камерах. «Но мы хотя бы видим, что живые», - говорит отец Алексея.

Чтобы освободить своего ребенка, Сергей обращался во многие инстанции, в том числе, в Европейский суд по права человека. «Знаю, что ЕСПЧ делали запросы в наше МВД и российской стороне тоже. И ответы были такие: с нашей стороны сказали, что уголовное дело заведено, а с российской, что на их территории такого человека нет, а за то, что происходит на территории ОРДЛО, они ответственности не несут», – резюмирует он.

«Саша мне сказал, чтобы я не приезжала, иначе он просто от меня откажется»

Кадровому военнослужащему, спецназовцу из Кропивницкого Александру Коренькову осенью этого года исполнится 26. Его молодая жена Юлия ждет его из плена почти 900 дней.

Юлия Коренькова, жена Александра Коренькова / фото uacrisis.org

Александр попал в плен вместе со своим старшиной Сергеем Глондаром в феврале 2015 года, во время боев за Дебальцево, которые вошли в историю как Дебальцевский котел. «У нас «свиданий» не было, - рассказывает Юлия Коренькова. - Однажды по телефону Саша мне сказал, чтобы я не приезжала, иначе он просто от меня откажется. Сначала я обиделась, а потом поняла, что он просто так хочет меня уберечь. Я и сама не представляю, как бы я сначала приехала к нему, а потом оставила его там? Нет, я бы от него тогда уже не смогла уйти».

По ее словам, раньше муж изредка, но звонил ей из плена, это было в самом начале. Но и эти редкие, короткие звонки, в какой-то момент, просто оборвались. В последний раз голос супруга Юлия слышала 18 июня прошлого года. После попадания Александра в Макеевскую колонию №97, в качестве связи остались только письма. Всего Юлия получила их восемь. Последнее – в июне 2017-го.

Девушка продолжает стучаться во все двери, надеясь добиться освобождения мужа. Приезжает в Киев, обращается во всевозможные инстанции, международные организации, участвует в акциях и митингах в поддержку военнопленных, консультируется с юристами из Украинского Хельсинского союза по правам человека.

«Я убил вашего мужа»

«Я убил вашего мужа», - эту фразу от «офицеров «Донецкой народной республики» несколько февральских дней 2015 года слушала молодая жена Александра Лазаренко из Кривого Рога. Звонили с его телефона и издевались. Но надежда, что он жив, у родных теплилась. По словам его мамы, Людмилы Голоус, в плен он попал 9 февраля, а 10-го на одном из российских телеканалов показывали кадры с захваченными украинскими солдатами – Александр был среди них.

Людмила Голоус со снимком сына в руке / фото УНИАН

Ему самому трубку дали только 30 апреля. «Впервые Саша позвонил 30 апреля. Он рассказал, что, вместе с другими пленными, попал к казачьему ополчению. Те держали пленных в яме и выводили оттуда только на допросы, кормили раз в день непонятной баландой. Когда он позвонил, то почти не мог говорить, но хотя бы живой», – подчеркивает Голоус.

За 2,5 года плена Людмила видела сына только один раз – в октябре 2015-го, когда вместе с еще двумя мамами украинских пленников рискнула поехать в оккупированный Донецк. Вспоминает, что ехали «на свой страх и риск». За пять дней в Донецке обивали пороги «министра обороны «ДНР»» Кононова, пытались пробиться и к главарю псевдореспублики Захарченко, обращались к «омбудсмену «ДНР»» Дарье Морозовой, но все тщетно.

Когда женщины, отчаявшись, выехали с территории «ДНР» и даже проехали Волноваху, Морозова откликнулась. «Сказала, что где-то через час-полтора у нас будет возможность увидеться с нашими детьми в донецком СБУ. Поэтому в Курахово мы сошли с автобуса, взяли такси и поехали назад в Донецк. Спасибо нашему украинскому СБУ, что нас пропускали на блокпостах», – вспоминает Людмила.

«Свидание» в крохотном помещении три на три метра продлилось около пятнадцати минут: трое пленных, со связанными за спиной руками, их матери, трое охранников, Морозова и репортеры…

После этого какое-то время связующей ниточкой были редкие телефонные звонки. Последний из которых – в феврале 2016 года. Потом Александра, как и других, перевели в Макеевскую колонию №97, где держат до сих пор. Теперь Людмила с невесткой постоянно ждут писем – за все время их было только восемь. Последнее письмо пришло в понедельник, 10 июля, через «Красный крест». В письме Александр рассказывал, как у них прошла Пасха, что к ним приезжал священник, исповедовал тех, кто хотел, привозил освященные пасхи…

Людмила сетует, что на оперативность со стороны «посредников» в переписке рассчитывать не приходится. «Красный крест» - ненадежная организация в этом вопросе. Однажды они мне письмо передали только через 1,5 месяца после того, как сами его получили», - говорит она.

Женщина не понимает, как такая солидная международная организация, у которой есть мандат для работы на оккупированных территориях, постоянно жалуется, что не получает доступа к украинским пленникам. «И еще они рассказывают, что вне политики, а привозят нашим детям носки с этикеткой «ЛНР»! Вы понимаете, какое для наших детей это унижение! Я поднимала этот вопрос в «Красном кресте», чтобы они хотя бы эти этикетки снимали», – возмущается она.

Людмила признается: живет от Минска к Минску. Но не особо верит, что политики смогут договориться об обмене или освобождении.

Вопрос адекватности – Украине не с кем говорить

Скептически к Минску относится и юрист Украинского хельсинского союза по правам человека Алина Павлюк. По ее словам, на сегодняшний день военнопленные стали заложниками Минска, который привязал к вопросам обмена военно-политические и гуманитарные вопросы. «В 2014 году были небольшие обмены, когда командиры могли договориться с «той стороной», обменяться бойцами, хотя бы какой-то контакт шел. А сейчас все через «Минск», СБУ, централизованную систему и нет, по сути, никакого результата», – говорит она.

родственники украинских пленных на акции с требованием обмена / фото УНИАН

Наблюдая за постоянными безрезультатными переговорами трехсторонних групп и их подгрупп в Минске, действительно, опускаются руки. Украина еще год назад, после освобождения в сентябре 2016 года Владимира Жемчугова, и перед новогодними праздниками, когда отпустила 15 человек, освобождения которых требовали в ОРДЛО для разблокирования процесса обмена, составила четкие списки людей, освобождения которых родные и близкие уже заждались.  

По информации представителя Украины в одной из трехсторонних групп в Минске Ирины Геращенко, вторая сторона намерено затягивает этот процесс и всячески его блокирует. К примеру, на последней встрече в начале июля, оказалось, что ОРДЛО подтверждают обмен только 55 украинцев, содержащихся в «ДНР» и 14 украинцев – пленников «ЛНР» (из общего списка в 132 человека). При этом взамен «ДНР» требует освобождения 416 человек, а «ЛНР» - около 400.

Любопытно, что, по словам Уполномоченного Верховной Рады по правам человека Валерии Лутковской, СБУ готова выдать представителям ОРДЛО более 230 человек. Остальных же можно условно разделить на две категории. Первые – не имеют никакого отношения к Донбассу и конфликту, спровоцированному и подпитываемому Россией (к примеру, это преступники, получившие сроки за участие в трагических событиях в Одессе 2 мая 2014 года, либо же экс-«беркутовцы», приговоренные за преступления во время Майдана). Вторые – те, кто-либо уже хлебнул «радостей» жизни на оккупированных территориях, либо не желают погружаться в этот «прекрасный» мир, поэтому сами отказываются от передачи их в ОРДЛО.

Представители ОБСЕ и России в Минске постоянно говорят о компромиссе. Но вероятность того, что следующая встреча, которая должна состояться завтра, 19 июля, станет успешнее, чем предыдущие, невелика. Более того, по мнению участника переговоров в Минске в подгруппе по безопасности Евгения Марчука, заявление главаря боевиков «ДНР» Александра Захарченко о создании «Малороссии» и вовсе может заблокировать переговоры: «Завтра, каков бы ни был порядок, мы начнем обсуждение с этого заявления Захарченко. Потому что такое заявление означает, что не о чем говорить».

Единственная надежда – повышение ставок. Вопрос освобождения пленных должен стать первым и главным на всех переговорах в рамках «Нормандского формата».

Ирина Шевченко, Татьяна Урбанская

УНИАН в Google News