Блестящая операция Сил обороны Украины в Курской области РФ пополнила обменный фонд рекордным количеством пленных. Преимущественно – молодых срочников. УНИАН удалось пообщаться с некоторыми из них.
"Мы боялись. Одна мысль была – спасти свою жизнь", - так двадцатилетние солдаты-срочники рассказывают о своих "впечатлениях" десятидневной давности, когда Силы обороны Украины прорвали границу в Курской области РФ.
Большинству из них не больше двадцати. Ни жизни, ни пороху не "нюхали". Самому младшему – Павлу из Сыктывкара - девятнадцать. Говорит, что встретил наступление украинской армии на позиции в пятистах метрах от границы. Что командование знало о грядущем наступлении еще за день до, "но ничего не предприняли".
"Я ничего не видел, потому что я под землей был. Там под землей весь блиндаж уже в огне и дыму. А так еще дроны летали, стреляли…", - рассказывает он.
Павел считает, что в плен попал "по глупости командования: неправильную установку дали": "Командир дал команду уйти в лесопосадку. Меня ранили. Я очнулся, потому что ВСУшник меня разбудил, привел в чувство".
До этого, по его словам, участвовать в боевых действиях не приходилось: "До сих пор надеюсь, что это сон. Будет, что рассказать дома".
Все собеседники УНИАН из числа пленных российских срочников рассказывают, что верили: все будет хорошо.
"В командовании говорили, что к нам идет помощь. Что эвакуация срочников идет. А никакой эвакуации так и не было… Мы не знали, как действовать, что правильно делать. Вступать в бой было самоубийством: срочники, которые никак не подготовлены – против опытных бойцов, которые не первый год воюют… Все были в шоке. Страх был страшнее неизвестности. У нас одна мысль была: жизнь спасти свою. И это – главное".
"В принципе, никто не ожидал, что всех нас возьмут в плен… Наверное, прям, вот, что будет какое-то наступление, что нам придется бежать – никто об этом не думал", - рассказывает УНИАН солдат-срочник по фамилии Гималетдинов.
Ему – двадцать. Говорит, что чувствует себя обманутым, потому что никто не предупреждал, что придется воевать и придется бежать. По его словам, командование не готовило никаких вариантов отступления. Поэтому со своего опорного пункта срочники уходили в лес "просто пешком": "Нам сказали, чтобы мы собирали вещи и бежали в лес. Оттуда уже мы 8 числа в 3-4 часа ночи дошли до другого опорника. И в 3 часа дня нас уже взяли в плен… Мы не рассчитывали, что все так выйдет".
Гималетдинов считает, что после обмена будет жить мирной жизнью, как до армии. А на вопрос, что будет делать, если придется еще дослужить срочную службу и получит приказ наступать на Украину, отвечает: "Не знаю. Еще об этом не думал… Наверное, придется дослужить".
"Мы не воевали. Просто стояли на опорниках в 3-4 км от границы", - рассказывает двадцатилетний срочник из Татарстана Сергей Коробов.
В армии – тридцать дней после призыва. Говорит, что не ожидал попасть на границу: "Думал, что срочники не служат на границе. Что служат где-то внутри России, где-то в полках сидят". Якобы поэтому даже маме не рассказывал, где находится: "Я ей точные адреса и дислокации не говорил. Просто говорил то, что я в Брянской области нахожусь".
По его словам, когда украинские войска начали наступление, было очень страшно: "Не знали, что ждать, что понимать. Ничего не понимали. Ждали просто приказа, что скажут. У нас два дня было, чтобы принять решение. Командование молчало. И, вот, в последний день, когда уже, можно сказать, было поздно, дали команду отступать, уходить в лес".
А теперь уверен, что срочников нужно срочно менять: "Мы, по сути, не должны были здесь находиться. Мы не воевали, не стреляли ни разу…По сути, войны не должно быть. Никакой".
Некоторые были настолько запуганы пропагандой, что готовы были покончить жизнь самоубийством, только бы не попасть в плен к украинцам. Один из них – рядовой Федор из Санкт-Петербурга.
"Мы боялись, думали, что все, плен… Мы боялись сдаться в плен. Мы не знали, что будет здесь. Я просто достал гранату, а мой товарищ сказал: "Давай". Мы обнялись, просто кинули ее на землю. Сказали друг другу теплые слова последние – все", - рассказал он УНИАН.
Впрочем, оба выжили, получили только осколочные ранения от взорвавшейся гранаты.
"С учетом того, как это в реальности обстоит сейчас, я могу сказать вам только спасибо. За то, что спасли мою жизнь, вылечили, и даете шанс встать на ноги. После чего я смогу, благодаря вам, вернуться к себе в страну", - говорит рядовой.
Любопытно, что до армии Федор изучал юриспруденцию, и в разговоре с УНИАН всячески избегал называть войну войной: "Любое проявление агрессии недопустимо, если в этом случае будут страдать ваше мирное население, ваши дети, старики, ваша история, культурное наследие и так далее. Оно недопустимо".
На прямой вопрос: это СВО или война? Снова вилял: "Для меня война – это когда мои бабушка с дедушкой воевали. Вот это война… Я не был на войне. Я не знаю, что такое СВО, поэтому я не могу сказать, что это такое… Я на границе стоял. Я не воевал".
По его словам, не пойти в армию, отказаться служить, он не мог, поскольку "мне это нужно было, все это было связано с моей профессией". При этом новости не читал, а когда "все это началось", понимал, что "будет что-то нехорошее".
Среди собеседников УНИАН оказались не только солдаты срочной службы российской армии. К примеру, раненный в бедро Сергей – контрактник из Новосибирской области РФ.
"Я вообще должен был проходить службу в Южно-Сахалинске, а не здесь. Тоже на границе. А оказался в Мурманске. Военкомат сюда отправил. Все как-то… Они там свои, я не знаю, политические и военные темы. Нас с Мурманска привезли, как на границу. Не предупреждая, что какой-то бой будет… Я даже не успел пострелять сейчас. У меня как автомат был чищеный. Даже патрона в патроннике не было", - говорит он.
Воспоминания Сергея от наступления украинских войск довольно скудные: "Бомбежка. Просто бомбежка началась. Артиллерия, танки начали бомбить. Не вылезешь вообще… Контузии… Все, в плен взяли".
По словам еще одного несрочника, 39-летнего офицера пограничной службы из Пскова, их основной задачей было "прикрытие государственной границы". И никто не предупреждал о "такого масштаба наступлении": "Это было полной неожиданностью".
В разговоре с УНИАН пограничник уверял, что только месяц как был прикомандирован в Курск. Более того, раньше никогда не принимал участия в боевых действиях – не имеет ни соответствующей подготовки, ни опыта. Мол, занимался "полностью кабинетной деятельностью", к войне относится отрицательно, а про СВО ничего не может ответить, потому что "это дело политиков, я в политику не лезу – не положено ни по должности, ни по работе, ни по человеческим интересам".
Другой офицер-пограничник - уже из Курска. 32-летний мужчина в разговоре с УНИАН признается, что 7 августа поступила задача оборонять границы: "Отправили в качестве резерва. Оказался на передовой почти".
По его словам, наступление украинской армии стало полной неожиданностью.
"Просто, чтобы вы понимали, нас отправили только с автоматами и парой гранатометов. Сказали, в каждую точку доступа надо высаживаться и дальше уже действовать по ситуации… Ждали пехоту, как бы обычный заход на территорию в 5-10 человек. Всякие диверсионные действия… Но никто не ожидал танковой колонны", - рассказал он.
Еще один интересный персонаж, с которым удалось пообщаться УНИАН – 22-летний мобилизованный из Грозного (Чечня) Акраман Масхабов. Несмотря на то, что российская пропаганда продолжает рассказывать небылицы про подвиги чеченского батальйона "Ахмат", его бойцы тоже оказались в плену у украинцев.
По словам Акрамана, единственная задача была – охранять границу. И где во время прорыва украинской армии был "хваленый" спецназ, который, по идее, должен был поддержать других "ахматовцев", он не знает.
Говорит, служить не очень нравилось, на гражданке жил хорошо. А война – это плохо. Но при этом, приходится идти служить: "Мы ничего с этим поделать не можем… Меня мобилизовали, меня не спрашивали, хочешь ты или нет, выбора не давали, я добровольно тоже не приходил".
Акраман Масхабов убежден, что война закончится до конца года: "По слухам все говорят, что в 2024 году закончится". Эти же слухи заставляли верить, что в плену "будут резать, убивать".
"Официально никто этого не говорил. Просто слухи", - говорит он.
Акраман считает, что правильно сделал, сдавшись в плен. Здесь, вместо ожидаемых ужасов, нормальное отношение: давали курить, пить, кормили, не обижали. Но, кроме этого, похоже, постепенно приходит прояснение сознания: "Мы не думали, что здесь это. Например, был прилет по детскому саду, по мирным жителям. Я не думал, что наши по мирным жителям стреляют. По телевизору я такого не видел".
Дмитрий Ключко