В семьдесят лет этот человек начал изучать итальянский, а уже через год перевел „Канцоньеро” Петрарки! Он не чурался друзей и бокала доброго вина, и радостно консультировал всех коллег, которые обращались к нему за помощью…
Как никто, владел он всем громадьем украинского языка. В наши времена меркантилизма и бездуховности языковая культура испытала такой упадок, что в определенных кругах, в частности, среди газетчиков и телевизионщиков, бытует мысль о том, что украинский язык ничем не отличается от русского „ото только в словах окончания не такие”, как высказалась одна пришибленная журналистка. Полистайте книги, что перевел Анатоль Перепадя, хотя бы „Пробы” Мишеля Монтеня или „Дона Кихота” Сервантеса – вы откроете для себя такую многоранность украинского слова, что перед ней пожухнет убогая писанина современных газет и хилые потуги телевизионных дикторов. Перепадя настолько легко работал с языком, вращая тяжелые иноязычные обороты в изяществе украинских конструкций, что равного ему, вероятно, не было и среди классиков украинской школы перевода. То была какая-то игривая, моцартовская легкость – в ней слышался звездный перезвон высших сфер и та безукоризненность, которая граничит с непогрешимостью.
Сам он был невысоким худощавым мужчиной, что добродушно и немного лукаво поглядывал на собеседника сквозь стеклышки очков. Его личность была светлая, благожелательная, преисполненная оптимизма. Он заряжал своей энергией и своим примером каждого, кто с ним общался, – еще бы, в семьдесят лет этот человек начал изучать итальянский язык, а уже через год перевел „Канцоньеро” Петрарки! Он любил жизнь, любил путешествовать (когда был в Европе, объездил на велосипеде всю Францию и Испанию), не чурался друзей и бокала доброго вина, и радостно консультировал всех коллег, которые обращались к нему за помощью.
Так тяжело и горько сознавать теперь, что его уже нет.
Леонид Кононович