В защиту клоунов от политики

Обливание вчерашних соратников помоями и забрасывание их банановой кожурой входит в регламент одним из первых пунктов с неизбежностью сезонного гриппа… Но раньше перебежчики ссылались на высокие морально-нравственные категории…

Обливание вчерашних соратников помоями и забрасывание их банановой кожурой входит в регламент одним из первых пунктов с неизбежностью сезонного гриппа… Но раньше перебежчики ссылались на высокие морально-нравственные категории…

Реплика

Наделавшие столько шума, широко «разбаненные» в Интернете интервью Тараса Черновола и Михаила Бродского могут считаться очередной вехой в нынешней избирательной кампании. Нельзя сказать, что эти тексты являются чем-то совсем уж исключительным. Перебежки из одного лагеря в другой (обычно – в самый враждебный предыдущему) стали нормой ещё со времен первого президентства Кучмы, и давно не способны никого шокировать. Разве что «на темную сторону» переходят фигуры очень уж заметные, вроде Александра Мороза или Юрия Луценко.

Уже регламентированы почти как официальный ритуал объяснения ренегатов – что, мол, «темная сторона» теперь – та, бывшая. А группировка, к которой они перебежали – вот там-то, оказывается, и сконцентрированы все силы добра и света. По крайней мере, до следующей перебежки.

Обливание вчерашних соратников помоями и забрасывание их банановой кожурой входит в регламент одним из первых пунктов с неизбежностью сезонного гриппа. Достаточно вспомнить проклятия, которые совсем недавно призывали Виктор Балога и Иосиф Винский – на Виктора Ющенко и Юлию Тимошенко соответственно.

Но, как обычно, в публичном дискурсе перебежчики ссылались на высокие морально-нравственные категории. Вроде того, что они осознали невыносимость диктаторских замашек покинутого вождя или исходящую от неё (от него) угрозу свободе, демократии и независимости (как минимум – экономической).

Если речь и заходила о менее возвышенных материях, вроде конкретных примеров коррупции, то лишь о тех, которые только затевались – с чем и не смогло смириться гордое и честное сердце ренегата. И это-то и заставило его взглянуть, сами понимаете, по-новому и принять свое непростое, и даже где-то тяжелое решение покинуть ряды вчерашних единомышленников.

Всё-таки раньше самые деликатные и неблаговидные аспекты в основном оставались за кадром. Не из-за морально-этических комплексов (чего нет, того нет), а главным образом, по причине разумной предосторожности.

Во-первых, чтобы не жечь мосты совсем уж окончательно (в жизни всё может обернуться по-всякому). Во-вторых, чтобы не пугать опасным прецедентом свой новый коллектив. В том смысле, что у новых коллег могли возникнуть опасения – а что новый соратник расскажет когда-нибудь потом о них самих? Повторюсь – в жизни может обернуться по-всякому, и это усвоили все.

Ну и, в-третьих, по той очевидной причине, что очень уж трудно было бы отделить разоблачаемые деяния от светлого образа разоблачителя – если бы разоблачитель взялся рассказывать о том, в чем лично участвовал или хотя бы при чем лично присутствовал. Согласитесь, что если бы какой-нибудь перебежчик из БЮТ стал рассказывать, как они с каким-нибудь Лозинским (условно) охотились на людей, то рассказчик вряд ли мог рассчитывать на понимание и сочувствие. Даже если бы искренне и сильно раскаивался и даже если бы вспоминал, что были случаи, когда он лично ни в кого не попал.

Так что разнообразный компромат и милые бытовые подробности, которые так украсили повествования Тараса Черновола и Михаила Бродского, раньше «сливались» через СМИ и кулуарно-паркетных журналистов, просто-таки обожающих всякий закулисный «эксклюзив».

Даже Давид Жвания, которого по совести следует признать если не «первооткрывателем», то хотя бы «предтечей» жанра, – был, как теперь понятно, не так уж и разговорчив. Как говорится, всё познается в сравнении.

Единственное, что методологически отличает нынешние высказывания Черновола и Бродского – это степень декларируемой откровенности на грани политического эксгибиционизма. Кажется, чуть ли не впервые повествование в формате «чистосердечного признания» или даже «явки с повинной» ведется «от первого лица».

«От первого» – это в сугубо литературоведческом аспекте. А в политическом – лИца, конечно, не первые. И не вторые и даже не пятнадцатые. Осознание интервьюируемыми политиками этого прискорбного (для них) факта, весьма вероятно, и определило беспримерный уровень их открытости и чистосердечности.

Впрочем, «разнузданная откровенность» – это, скорее, формат обоих интервью, нежели подлинные излияния израненных душ и взбудораженной совести. Даже при первом поверхностном прочтении понятно, что и Михаил Юрьевич, и Тарас Вячеславович пытаются проводить – каждый свои – вполне определенные идеи, выстраивать свои версии событий последних лет и, особенно, лепить для читателей свой собственный образ.

Если бы это имело хоть какое-нибудь значение, было бы интересно попытаться вычленить эти образы и проанализировать предлагаемые версии. Хотя, впрочем, ещё Лев Гумилев рекомендовал осторожно относиться к «воспоминаниям очевидцев», отмечая, сколько вранья было наверчено (в том числе самыми искренними почитателями) вокруг его родной мамы Анны Ахматовой.

Дело не обязательно в злой воле. Скорей, во временных аберрациях и в особенностях индивидуального восприятия. В частности, небезынтересно было читать, как Тарасу Черноволу видится сегодня история о том, как он обличал употребление Юлией Тимошенко «препаратов кокаиновой группы». Уточняю: дело не в том, что летом 2006 года чуть ли не все СМИ широко цитировали заявления Тараса Вячеславовича. Тут он прав – могли и «добрехать недобросовестные журналисты». Но в материалах того периода не удалось обнаружить никаких свидетельств того, что пан Черновол пытался как-то опровергнуть приписанные ему клеветнические (возможно) инсинуации.

Не исключено, что у Юлии Владимировны в этой связи остались совсем другие воспоминания. Захочет ли она их «вспомнить» – вопрос времени и обстоятельств. Но это проблемы самого Тараса Вячеславовича.

С научной точки зрения, ещё было бы интересно проанализировать различия в тех образах, в которых Черновол и Бродский стараются предстать перед читателями. Разница очень заметна. Михаил Юрьевич явно старается выглядеть очень крупным политиком, находившимся в самом эпицентре всех ключевых событий (или хотя бы тех, которые он сам считает ключевыми) – и, очень может быть, Бродский и на самом деле так себе всё это и представляет. Тарас Черновол – с точностью до наоборот – очень последовательно придерживается линии: не был, не знаю, не присутствовал, был подставлен и использован “в тёмную”.

Впрочем, в какой мере психологически любопытные детали характеризуют индивидуальности данных политиков, а в какой – отражают те задачи, которые они старались решать – этот вопрос представляет сейчас лишь исключительно академический интерес. В практическом плане он никакого значения не имеет.

В конечном счете, в «белом» и «рыжем» клоунах принципиальна не разница в обхвате талии, характере реприз и цвете париков, а то, что и тот и другой – клоуны. И их выход на манеж означает лишь одно – паузу между основными номерами. Как в незабвенном «Арлекино»: «А мною заполняют перерыв».

И вот это уже интересно именно как тенденция. Я имею в виду пусть неглубокий, но явный и живой общественный интерес к откровенной клоунаде – на фоне весьма апатичного отношения к знаковым «номерным» событиям, реально определяющим исторические судьбы страны.

Переживаемый сейчас период все больше походит на ситуацию конца XIX – начала XX века, когда на предложение: «Я дам Вашему Превосходительству 3 тысячи, и никто ничего не узнает», Его превосходительство ответствовал: «Вы дадите мне 10 тысяч – и рассказывайте об этом, кому хотите!»

Мало того, что наша политика превратилась в цирк. И даже цирк этот сейчас явно не преуспевает.

Зрителей – а это, простите за банальность, весь наш народ – почти неспособны заинтересовать ни изощренные жонглёры официальной и «оппозиционной» статистики, ни финансово-экономические эквилибристы, ни лениво имитирующие сверх-усилия гимнасты-«силовики», ни прочие фокусники и иллюзионисты. Вся эта «липа» приелась, и лишь время от времени уныло хлопают по сигналу своих бригадиров «клакеры», проплаченные то той, то другой «группой по интересам»…

Лишь изредка зал взрывает живая человеческая эмоция, когда – как в «деле Лозинского» или в «скандале педофилов» – зрители обнаруживают, что бесстрашная дрессировщица выпустила хищников без клетки и без решеток прямо в зрительный зал…

* * *

Нет уж, лучше клоуны. Клоуны хотя бы не обманывают – даже если сами искренне убеждены, что умело (как они воображают) притворяются кем-то другим – ну, хотя бы солидными и информированными политиками.

Клоунам веришь. Даже их смешным клоунским разоблачениям, и даже когда эти разоблачения прямо противоречат всему тому, что они же вещали еще совсем недавно, расхваливая на все лады директоров своих (теперь уже бывших) цирковых трупп.

И, кстати, совсем по-другому в этом контексте воспринимаются напыщенные тирады сегодняшних хвалителей. Достаточно только представить, что они скажут через год-полтора, а то и через 2–3 месяца, – когда выйдут на этот же манеж в клоунских нарядах, пестрящих всеми цветами радуги.

Валерий Зайцев, «Новые Грани», специально для УНИАН