Об этом пишет Матиас Насс в своей статье «Военный вариант в запасе», опубликованной на сайте немецкой газеты Die Zeit.
Когда на прошлой неделе Барак Обама говорил об «историческом соглашении» с Ираном, речь шла не только об удивительно подробных и исчерпывающих основных пунктах, которые стали результатом переговоров в Лозанне. С помощью политического рамочного соглашения, заключение окончательной сделки по ограничению ядерной программы Ирана в конце июня стало намного более вероятным. И это большой шаг на пути к контролю над вооружениями в регионе и за его пределами.
Но как бы принципиально важен он ни был, речь в Лозанне шла не только о контроле над вооружениями. И уж точно не для американцев, которые вели переговоры с Ираном в числе шести держав, в которых, наряду с Китаем, Россией, Францией, Великобританией и Германией США играют ведущую роль. Обама пытался наладить отношения с Тегераном еще в 2009 году, когда вступил в должность; новое начало между Америкой и ее противниками возможно, если они готовы «открыть сжатый кулак».
Но предложение президента США осталось без ответа. Тогда Обаме пришлось иметь дело с антисемитом и человеком, отрицающим Холокост, Махмудом Ахмадинежадом. И последний решительно продолжил свои тирады против Запада и особенно против Израиля. Но духовный лидер Ирана аятолла Али Хаменеи также не проявил никакого интереса в общении с американцем.
Две вещи изменились с тех пор. Во-первых, санкции ЕС, США и Совета Безопасности ООН, которые нанесли серьезный ущерб иранской экономике с 2012 года. Во-вторых, смена президента в Тегеране с разжигателя войны Ахмадинежада на умеренного священнослужителя Хасана Рухани в 2013 году.
Рухани, кажется, полон решимости, наконец, пожать протянутую руку Обамы. Не только потому, что он хочет улучшить участь своих страдающих от экономической нищеты и безработицы соотечественников, но и потому, что через 36 лет после исламской революции он хочет вести свою страну из изоляции. «Сейчас начинается эра уважения и сотрудничества с миром», - так Рухани поприветствовал в четверг вечером соглашение, достигнутое в Лозанне.
И он говорил от имени иранцев, которые отмечали новости из Швейцарии кортежами из автомобилей и громкими приветствиями. Кроме Израиля, на Ближнем Востоке нет другой страны, жители которой были бы дружелюбнее настроены к США, чем Иран.
Обама хочет очистить два старых наследия внешней политики: Он хочет нормализовать отношения с Кубой и преодолеть враждебность между Вашингтоном и Тегераном. Если ему это удастся, то он станет президентом, которого критики обвиняли в слабости и малодушии, но который впишет в историю американской внешней политики два значительных примечания.
В интервью с Томасом Фридманом в New York Times, президент США воспользовался словами из «Доктрины Обамы». Он готов «интегрировать такие страны, как Куба и Иран, но также придерживаться военных возможностей Америки. «Правда в том, что оборонный бюджет Ирана составляет 30 млрд, наш - примерно 600 млрд». Поэтому, можно «протестировать» готовность без ущерба для безопасности Америки. Возможность положить конец ядерной угрозы со стороны Ирана, появляется «один раз в жизни».
Однако, сопротивление политике Обамы на Ближнем Востоке растет. С одной стороны, это сам режим в Тегеране, который и при умеренном Рухани попирает права своих граждан. Который и за пределами страны способствует терроризму, и воспринимает свои интересы в регионе с агрессивной жесткостью. Израиль чувствует угрозу со стороны Ирана. Саудовская Аравия делает все, чтобы предотвратить растущее влияние Тегерана; конфликт в Йемене становится опосредованной войной между суннитской державой и шиитским Ираном.
Таким образом, во время переговоров с Ираном, Обаме приходится одновременно иметь дело с двумя ключевыми союзниками США в регионе. Он делает это, потому что в настоящее время приоритетом для него является борьба против варварства «исламского государства»; в этой битве Иран объективно на стороне Запада. И он делает это потому, что видит потенциал 80 миллионов человек. «Кто знает? Иран может измениться. Если нет, то в любом случае, наши возможности сдерживания и наше военное превосходство не меняются».
Помогать Ирану преодолеть самостоятельно выбранную роль изгоя в мировой политике – также разумно, как попытка Ричарда Никсона поддержать Китай, идущий открывать мир, после потрясений культурной революции. Политика Никсона была полна рисков, и режим Мао Цзэдуна был ничем не лучше режима аятоллы Хаменеи.
Было бы наивно и безответственно в отношениях с Тегераном делать ставку на доверие. Соглашение в Лозанне настолько убедительно, потому что оно связывает какие-либо уступки в снятии санкций со строгим контролем. Если Иран нарушит взятые на себя обязательства, санкции автоматически вернутся – при условии, что в конце июня действительно будет окончательное соглашение.
Попытка наладить нормальные отношения с Ираном может провалиться. Конгресс в Вашингтоне, в котором доминируют республиканцы, сделает для этого все возможное. Поэтому Обама еще больше заслуживает уважения за то, что решился заново все начать на Ближнем Востоке.
