Психолог в помощь: реалии социально-психологической адаптации ветеранов

На прошлой неделе в Днепропетровской области бывший участник войны на Донбассе разбил кувалдой более двух десятков автомобилей. По словам соседей, у мужчины наблюдались психические расстройства. На фоне инцидента УНИАН задался вопросом: как в стране обстоят дела с поддержкой психического и психологического здоровья военнослужащих и ветеранов.

Это не новая тема. Периодически в прессе появляется информация о рисках насильственных действий со стороны тех, кто вернулся с войны с психологической травмой и с обостренным чувством справедливости, но не получал психологической помощи, страдая от ПТСР (посттравматическое стрессовое расстройство, – УНИАН). Этим же объяснением обычно пользуются, рассуждая о причинах самоубийств среди действующих или уже демобилизованных военнослужащих. Но сколько на самом деле, ветеранов с ПТСР идут на преступления или кончают жизнь самоубийством – неизвестно. В Министерстве по делам ветеранов УНИАН сообщили, что реальной статистики таких инцидентов не существует ни в одном ведомстве.

Реальность такова, что с ПТСР, в принципе, сталкивается куда меньший процент военнослужащих, чем может показаться. Но, опять-таки, точной цифрой не владеет никто. По оценкам профильных специалистов, это приблизительно 13-15 процентов ветеранов. Примерно столько же, как, к примеру, в Израиле.

ПТСР: мифы и реальность

«Представьте себе большой пожар, а вам нужно войти в огонь. Бояться огня – это нормально. Ты можешь предпринять меры, мокрое одеяло на себя набросить, но обязан бояться, чтобы найти способ выскочить из огня. Находиться на «нуле» (так на фронте называют передовые посты, – УНИАН) – это многомесячное нахождение в подобном состоянии напряжения психики», – говорит кризисный психолог Вера Шевченко.

Эксперт обращает внимание, что такая серьезная нагрузка, естественно, скажется на любой психике. И если кто-то сможет пережить сильный стресс и адаптироваться, кому-то справиться с волнением и страхом намного труднее. В разговоре с УНИАН Вера вспомнила историю одного раненого бойца: «Они с побратимом стояли и пили кофе возле танка. Мой собеседник отошел за сигаретами, а в этот момент танк разбомбили. От друга его детства, с которым вместе пошли на войну, осталась только кисть руки. Пережить такое нереально. Мозг не в состоянии это объяснить».

REUTERS

Работа психолога – помочь человеку принять травмирующее событие, не винить себя и т.д. Ведь если не проговорить проблему и не принять ситуацию, сверхсильное психологическое воздействие начнет усугубляться, развиваться, и именно тогда рискует вырасти в посттравматическое стрессовое расстройство. Простыми словами, не все, кто возвращается с войны, непременно возвращаются с ПТСР. Но если не работать с психикой военных, любой из них вполне может столкнуться с расстройством. Последствия ПТСР могут быть плачевными.

Четких сроков наступления ПТСР нет. По словам Веры Шевченко, расстройство может проявить себя даже через семь лет и позже. В этом состоянии у человека нарушается сон, пропадает аппетит, появляется чрезмерная возбужденность и сверх активная реакция на любую (как ему может показаться) несправедливость. «Это как «трещина», которая может дорвать вашу психику, а уже имея органическое поражение психики, ее сложно восстановить. Но даже если «трещина» уже пошла, ее можно приостановить, отправив человека на лечение. Вы можете шестьдесят лет прожить с ПТСР, обучившись с помощью психологов на что-то не реагировать, иначе видеть и слышать других людей», – отмечает она.

По мнению психологов, обязательной причинно-следственной связи между ПТСР и, к примеру, попыткой самоубийства, не существует. В практике психолога и психотерапевта Марии Макухи были сложные клиенты, которые уже шли на войну в состоянии глубокого личного кризиса. По сути, военные действия для них были несознательным способом «самоубийства». А после возвращения домой проблемы только обострялись.

В частности, поэтому, по словам эксперта, важна компетентная проверка бойцов перед отправкой на фронт, а также эффективная подготовка. «По моему наблюдению, те, кто получил действительно качественную подготовку, лучше переносят какие-то стрессовые ситуации. Они выходят более психологически здоровыми, легче потом восстанавливаются. Подготовка дает знания и ресурс, на которые можно опираться», – объясняет Макуха.

Читайте такжеМатиос рассказал, сколько военных с 2014 года погибло в результате самоубийств и умышленных убийств

Психолог Центра травмотерапии «Возвращение» Екатерина Проноза (центр оказывает безоплатную помощь всем пострадавшим из-за военных действий – ВПЛ, военнослужащим) обращает внимание, что сегодня в армии очень много программ, направленных на препятствие самоубийствам. Специальное обучение - как распознать намерения, как препятствовать, кризисное сопровождение после неудавшейся попытки - проходят офицеры-психологи, замполиты, командование. Есть методические пособия, выпущенные специально для военнослужащих, определенные алгоритмы оказания помощи. Есть центр гуманитарных проблем, Военно-медицинский департамент, департамент морально-психологического обеспечения. То есть, проблема не замалчивается.

«Нельзя говорить, что в действующей армии ситуация с самоубийствами просто «караул». Проводится много действий, направленных на превенцию. Да, идет война, и количество суицидов имеет место быть. Но они не превалируют. И происходят не только на войне», – добавляет Проноза.

Министр Украины по делам ветеранов Ирина Фриз отмечает, что, на самом деле, посттравматическое стрессовое расстройство является лишь одной проблемой, связанной с психическим здоровьем ветеранов. Ведь есть много других форм психологических расстройств, требующих квалифицированного сопровождения.

«Например, очень много ветеранов перенесли «контузию», то есть - сотрясение головного мозга в сочетании с акубаротравмой, которая часто была даже не зафиксирована. Соответственно – не лечилась. Это влечет за собой устойчивые длительные расстройства, в том числе психологические: алкоголизация, агрессивность, конфликтность, невозможность социализироваться, нарушение памяти, внимания, концентрации и многое другое», – объясняет она.

Таким образом, на государственном уровне не стоит задача борьбы исключительно с ПТСР. Вопрос рассматривается шире и включает в себя психологическую адаптацию ветеранов к мирной жизни. «Прежде всего, мы должны создать условия для успешной социализации ветерана, его социально-психологической адаптации, возвращения к активной, полноценной жизни», – отмечает Фриз.

Необходимо должны создать условия для успешной социализации ветеранов / фото УНИАН

Она подчеркивает, что сейчас в Украине уже есть специалисты, которые прошли соответствующее обучение, получили специализацию, в том числе и международными организациями. Они обеспечены методическими и научными материалами, международными протоколами оказания помощи.

Много работы проводится и общественными организациями, хотя профильные специалисты по-разному оценивают методику и эффективность подобных действий. К примеру, по мнению психолога и психотерапевта Марии Макухи, нельзя, чтобы с военными работали новички-стажеры, только что окончившие психологические факультеты или минимальные курсы. В такой работе у психолога должна быть клиническая подготовка и все-таки определенный стаж: «Хрестоматийный пример: боец попадает на волонтерскую реабилитационную программу к психологу, молодой девушке, которая, слушая его рассказ, сама начинает плакать. После этого бойцы часто получают стойкое убеждение, что психолог не способен их понять, и ходить к нему не стоит. А понять могут только боевые товарищи, что нередко происходит за бутылкой чего-то крепкого».

Чего не хватает в системе адаптации ветеранов

В Министерстве по делам ветеранов признают: для создания эффективной системы социально-психологической адаптации ветеранов работы – непочатый край.

Да, в областных госпиталях Украины существуют отделения медико-психологической реабилитации, но в них, зачастую, работают 1-2 психолога. В Министерстве это называют «критически недостаточным» и отмечают необходимость усовершенствования работы. Ведь такие отделения могут служить хорошей базой для внедрения высокопрофессиональной реабилитации.

«Повторюсь, что основная цель – это не просто вылечить ПТСР или какое-то другое расстройство, а полностью социализировать человека. А для этого нужны и новые льготы, и стимулирующие проекты по спорту и бизнесу, и работа по сохранению памяти и уважение общества», – говорит министр по делам ветеранов Ирина Фриз.

Она убеждена, что ветеран должен постоянно чувствовать – его ценят за его подвиг. Если же этого нет, вопрос уже не столько к психическому здоровью ветерана, как к психологическому состоянию общества в целом.

«Если ветерана оскорбляют, если находятся отбросы, которые обливают краской памятники и унижают ветеранов и членов их семей в общественном транспорте, то любая стратегия по лечению ПТСР будет мертва. Это дорога с двусторонним движением. Помните, как чиновники относились к афганцам? Это знаменитое: «Я вас туда не посылал». Этого категорически не будет и не должно быть», – подчеркивает Фриз.

REUTERS

Министр также отметила, что Минздрав уже начал внедрять создание на базе государственного учреждения «Госпиталь «Лесная поляна»» реабилитационный центр для ветеранов со специализацией в психологической, психотерапевтической и психиатрической помощи. Он должен выполнять функции учебно-методического базового Центра (обучение и повышение квалификации специалистов, супервизия, разработка учебных и методических материалов, реестр пациентов, анализ работы) с созданием в дальнейшем сети такой помощи по областям Украины.

«Это раньше был госпиталь ветеранов для Афганистана. В прошлом году Минздрав начал работу по изменению статуса и плана работы учреждения. Теперь это не госпиталь интернационалистов, а госпиталь для всех ветеранов. В уставе указано, что госпиталь будет специализироваться на проблемах психического здоровья ветеранов», – рассказывает главный врач «Лесной поляны» Ксения Возницина.

Сейчас, по ее словам, они на стадии корректировки и начала полной реорганизации госпиталя. Вместе с Минздравом выбирают специалистов и концепцию.

Нормативная база по новациям также только разрабатывается в Министерстве по делам ветеранов. Планируется создать всеукраинскую горячую линию, по которой ветеран сможет получить круглосуточную оперативную помощь. Будут созданы региональные ветеранские пространства, которые будут работать по принципу «ветеран для ветерана». То есть, в них сами ветераны будут своими знаниями и примерами «вытягивать» коллег.

По мнению психолога Марии Макухи, такие бойцы могут стать эффективными «агентами» для убеждения других военнослужащих обращаться к психологам: «Военные никому не верят так, как своим боевым товарищам. Одно дело, что говорит психолог, «пороху не нюхавший», а другое дело – побратим. Кредит доверия срабатывает, это лучшая реклама».

Читайте такжеТысячи погибших военных и миллионы переселенцев: журналисты оценили последствия 5 лет войны на Донбассе

Среди новаций, которые в министерстве предлагают закрепить на законодательном уровне – реабилитация ветерана вместе с семьей.

По мнению психолога фонда «Сердце воина» Натальи Чернухи, помимо прочего, важно подготавливать родственников к возвращению близкого человека с войны: «Чтобы родные понимали, как поддерживать бойца, как с ним общаться».

Также Чернуха убеждена, что перед возвращением в семью все ветераны, даже те, кто думает, что у него все хорошо, должны проходить реабилитацию – от пары недель до одного месяца. «Это необходимо, чтобы человек мог переключиться, элементарно понять, что с ним может происходить, в каких случаях обязательно нужно обратиться за помощью. Потому что «выстреливать» потом может через годы. И тогда это отражается на детях и внуках ветеранов», – объясняет Чернуха.

Она убеждена, что в стране не хватает системной декомпрессии (психологическая помощь для тех, кто находится на ротации, – УНИАН), а также мониторинга психического и психологического состояния как тех, кто на ротации, так и демобилизованных. Чтобы, при необходимости, человека можно было направить на лечение.

В свою очередь, Екатерина Проноза не считает декомпрессию необходимой для всех ветеранов поголовно. По ее мнению, декомпрессия важна в условиях усиленного боя, если имеет место быть боевая психологическая усталость или резкая смена обстановки. «А когда человек, к примеру, имел возможность побыть в отпуске, побыл в госпитале, посидел не на первой линии, в таких случаях декомпрессия не нужна», – говорит она.

Также Проноза обращает внимание, что информировать военнослужащих, как минимум, делиться с бойцами контактами, куда можно обратиться за помощью, должны военкоматы. Психолог также рекомендует ветеранам и самим отслеживать свое состояние. К примеру, если почувствовали себя хуже обычного, или если окружающие стали замечать в человеке изменения в худшую сторону (появилась агрессивность, вспыльчивость, плохой сон) – ветерану нужна помощь.

Кстати, по словам Пронозы, то, что военные якобы боятся обращаться к психологам – давно устаревший миф. «Сегодня даже отъявленные вояки не боятся прийти к психологу. Таких, чтобы прямо отказывались, я не встречала, наверное, с 2015 года», – вспоминает она.

То, что военные якобы боятся обращаться к психологам – давно устаревший миф / фото УНИАН

«Плюс, повысилась культура обращения. К нам в центр часто звонят, спрашивают: «А кто у вас работает, а как у вас работают?» Человек действительно хочет получить качественную помощь. Люди мониторят предложения», – добавляет специалист.

***

Очень часто в вопросе оказания психологической помощи ветеранам принято вспоминать опыт Израиля. Однако, по словам Екатерины Пронозы, на самом деле попасть на военную травмотерапию в Израиле очень непросто. Военнослужащий там сначала подает соответствующий запрос, который рассматривает военная комиссия. Потом принимается решение, что помощь травматерапевта действительно показана. Но даже после этого военный получает ограниченное количество встреч с травмотерапевтом…

В Украине же сегодня намного сложнее НЕ получить психологическую помощь, чем получить. Популяризация информации об этом происходит на всех этапах (раненым, действующим военным, демобилизованным) и находится на высоком уровне. Главное, не молчать, заявлять о том, что вы в ней нуждаетесь.

Немаловажным также является понимание проблем военнослужащих гражданским обществом. К примеру, СМИ не стоит акцентировать внимание только на правонарушениях, совершаемых военными. «Человек возвращается из зоны боевых действий, его адаптационные способности и так значительно снижаются по сравнению с тем, что было раньше. Ему тяжело реинтегрироваться, а тут мы ему говорим: «А, вот, среди военнослужащих...»», - напоминает психолог.

Таким образом, замечание министра по делам ветеранов Ирины Фриз о том, что в вопросе создания эффективной системы социально-психологической адаптации ветеранов работы – непочатый край, действительно отражает проблему. И важно, чтобы хорошие планы и процессы, которые уже начались в этом направлении, не были перечеркнуты надуманной стигматизацией военнослужащих.

Ирина Шевченко

УНИАН в Google News