Марина Дымшиц: Сталкером считается всякий, кто может самостоятельно пробраться в Зону и выйти оттуда

О нелегальном туризме в Чернобыльской зоне отчуждения, как снять об этом фильм, а потом самой стать сталкером и прятаться от патрулей, в интервью УНИАН рассказала украинский режиссер, создатель документального фильма «Лед Чернобыля» Марина Дымшиц.

Молодой режиссер Марина Дымшиц живет и работает в Германии, приезжая в Украину преподавать «режиссуру монтажа» в Ukrainian Film School. Три года назад у нее появилась еще одна веская причина для визитов на Родину – Чернобыльская зона отчуждения. Тогда Марина впервые пошла в зону, чтобы снять документальный фильм. А потом сама стала нелегально водить туда группы туристов.

Ее фильм «Лед Чернобыля» – это история о чернобыльских сталкерах, без привязки к глобальной катастрофе. Сейчас он доступен онлайн на платформе Амазон и pantaflix в США, Британии, Австрии, Швейцарии и Германии. Скоро фильм увидят и в десятках других стран мира. По словам режиссера, в планах появление фильма для русскоговорящей аудитории на Megogo.

Недавно премьера фильма состоялась и в Украине. К сожалению, это был уникальный показ. Сейчас команда работает над тем, чтобы картину увидела более широкая украинская аудитория, в том числе, в кинотеатрах и на телевидении.

Когда украинцы смогут все-таки посмотреть фильм?

Сейчас договариваемся. Я позиционирую себя украинским режиссером, но живу в Германии и фильм изначально делался для заграничного зрителя. В Украине у меня тогда не было необходимых контактов и знакомств. Плюс, мне казалось, что здесь тема Чернобыля уже никому не интересна. Оказалось, это не так.

Но ждать, к примеру, на фестивалях его не стоит?

Нет, ведь фильм уже есть в онлайне. 

Были сумасшедшие и неожиданные для меня овации / фото УНИАН

«Лед Чернобыля» впервые был показан в Германии. Каким был фидбек от немецкого зрителя?

Были сумасшедшие и неожиданные для меня овации. Для них этот фильм – шок и откровение одновременно. Понимаете, у них представление о Чернобыле совершенно другое. Это здесь он рядышком, можно «сгонять» по желанию. А там считается очень страшным местом, особенно среди старшего поколения. Мне там рассказывали такие истории: «Мне было восемь лет, пошел дождь, пришлось под столом прятаться. Обувь намокла на веранде – выбросили». 

... удивительная реакция от немцев.

Они очень пугливые. И в плане закона, и в плане истории с Чернобылем.

А киевский зритель реагировал спокойно?

Я смотрела на них и видела интересную мимику на лицах. Но до конца понять реакции все равно не могла. С одной стороны, вроде бы относительно спокойно, молчаливо реагируют. С другой стороны, фильм закончился, а они никуда не уходят и ждут какого-то продолжения. Я не понимала: это плохо было или хорошо.

После показа меня обступила пресса, но несколько человек из зала смогли подойти. Сказали, что фильм понравился. Честно говоря, на премьере я с большей радостью с ними бы пообщалась. Ведь премьера – это праздник команды и для зрителя, а не прессы.

Вам важна реакция зрителя?

Лично мне важна. Да, можно сказать, что режиссеры и актеры все делают для себя. Но смысл что-то делать без фидбека? В театре, например, фидбек – это аплодисменты. А для режисера лучше всего на свете – эмоциональный отклик от зрителей. Наверное, это имеет какие-то наркотические свойства.

Сталкерам этот фильм нравится / фото УНИАН

На показе в Киеве было много сталкеров?

Друзья с друзьями пришли. Сталкерам этот фильм нравится. Хотя, не все мои знакомые сталкеры его видели. Но, к примеру, приятель, с которым я познакомилась на крыше в Припяти, назвал его самым любимым своим фильмом про Чернобыль. Это его мнение, но он повторял его столько, что могу процитировать. Олег (Олег Шитов, киевский сталкер, – УНИАН), наш проводник, сказал, что ожидал худшего (улыбается). Доволен. 

Вы много раз говорили, что идея фильма о Чернобыле вам приснилась. И каким был следующий шаг? Как решили не забыть про сон, а развивать идею?

Это было семь лет назад, и я не вспомню, что конкретно делала в последующие дни. Помню, что пыталась заинтересовать идеей окружающих. Но мы говорим о Германии, поэтому все боялись даже легальной поездки в зону. В какой-то момент оставила идею, но она и дальше маячила. Потом начала углубленно интересоваться темой, смотреть документальные и художественные фильмы о Чернобыле. Потом с одной командой ребят снимали короткий метр и нормально сработалась. Они же заинтересовались идеей снять Чернобыль. И я такая: «Ура, кто-то не побоялся!». Решила делать это сразу, мы быстренько создали концепцию, продумали идею, собрали какой-то бюджет на краудфандинге буквально за месяц, и еще через месяц поехали.

На фильм было потрачено 20 тысяч евро. Это на что?

Это на всю работу как таковую. Изначально у нас было четыре человека в команде. Нужно было добраться, арендовать какую-то технику (что-то было свое, что-то брали в Киеве), работа на постпродакшене, монтаж, музыка, цветокоррекция, юридические вопросы. 

Изначально вы поехали в зону с легальной однодневной экскурсией?

Да, походили с легальными туристами и даже что-то поснимали. Потом вернулись, а на следующие сутки пошли нелегально, в ночь. Провели в зоне пять дней. Нас было пять человек – четверо из команды и наш провожатый Олег.

У тебя захватывает дух от того, что ты это делаешь, причем ночью и нелегально / фото УНИАН

Каким был этот первый поход? Я представляю картину, как пробираетесь через высокую траву, на одежде остаются сорняки, в руках держите приборы ночного видения...

Это, наверное, самое волнительное за весь поход. Ведь у тебя есть только общее представление, толком не понимаешь, куда идешь. У тебя захватывает дух от того, что ты это делаешь, причем ночью и нелегально. Плюс, мы пробирались через полузаброшенную деревню, где еще жили люди, лаяли собаки. Нас могли услышать и поймать еще на самой точке входа. Кроме того, нужно было идти вброд (это тоже в фильме есть). Вода холодная, ты предварительно снял штаны, несешь в руках. То есть, если какой-то патруль подойдет, а ты стоишь уже без штанов, то далеко не убежишь. С собой у нас была очень чувствительная камера, которой можно при луне, без света снимать красивые кадры, но приборов ночного видения не было. Мы шли через поля без света, очень быстро и тихо, не общаясь друг с другом. 

Олег был в зоне десятки раз. А ваш фильм именно о том, зачем люди туда все время возвращаются. Он высказывал вам пожелания, что должно быть в фильме с такой идеей? Или, возможно, вы сами советовались?

Он был тридцать четыре раза. У нас в фильме еще есть интервью Маркияна Камыша (украинский писатель и сталкер, – УНИАН), который был больше сотни раз. Конечно, перед тем, как пойти в зону, мы обсуждали с Олегом маршрут, планировали, где идем, что увидим, что хотим снять.

Помните моменты из этого первого пребывания в зоне, которые не удалось снять?

Много таких было. Опять-таки, у нас техника не позволяла все снимать, ведь мы ночью передвигались. Днем сталкеры, как правило, прячутся и спят.

Еще у нас была одна забавная история, но ее невозможно было снять. В Припяти группа рассоединилась, кто-то остался, а кого-то отправили за карточками. Потом друг друга издалека увидели, но не узнали, и начали прятаться друг от друга по кустам.  

К нам ночью лиса прибегала, а мы ее колбасой покормили / фото УНИАН

Вы рассказывали, что сталкивались в зоне с другими сталкерами. А как насчет диких животных?

К нам ночью лиса прибегала, а мы ее колбасой покормили. Это удалось заснять, поэтому есть в фильме. В этом походе слышали, как в нескольких километрах выли волки. Уже в следующих походах я слышала лося, оленей, ежиков, урчащих, как демоны (смеется). Вообще ежи ночью издают страшные звуки, особенно, если идешь без фонарика и еще не слышал, как они орут. 

А что для вас было более страшным – непонятные звуки или радиация?  

У меня не было ощущения сильного страха. Настоящий scream-эффект – это когда происходит что-то неожиданное. Там же тишина невероятная, даже ветер редко гуляет. Темно и тихо. Идешь, задумавшись, а в нескольких метрах в кустах какой-то конь чихнет. И это реально страшно. Такая ситуация у меня была.

Вы уже рассказывали, что боялись попасться патрулю не из-за штрафа около пятиста гривен (за нелегальное посещение чернобыльской зоны предусмотрена административная ответственность), а из-за риска остаться без отснятого материала. Был ли на этот случай план «Б»? Собирались предлагать взятку, убегать?

В принципе, если группа более-менее опытных ребят идет ночью и попадается, то нужно бежать врассыпную, в лес. Обычно охрана ночью в лес за вами не побежит. Заранее договариваетесь, на какой точке и где пересекаетесь. Можно прикинуться дурачком, типа, пришел первый раз, пожалуйста, не оформляйте.

Я так расстраивалась, что удовольствия от похода и процесса съемок не получала / фото УНИАН

Для себя какой вариант рассматривали более вероятным?

Именно прикинуться дурочкой, мол, я маленькая девочка, извините, потерялась. 

Впервые вы пошли в зону нелегально, чтобы снять фильм. А в какой момент работа перестала быть просто работой? Почему вы возвращаетесь в зону, уже группы водите?

Знаете, очень важно понимать, с кем ты туда идешь. Физически к этому можно более-менее подготовиться, а вот морально и психологически – нет. Хотя, психологический климат в группе очень важен. В экстремальных условиях у всех может испортиться настроение, могут вылезти капризы и тараканы…

С ребятами, которых я взяла, мы плохо знали друг друга. Несмотря на то, что отсняли предыдущий проект. Так получилось, что, на фоне чужих капризов, поняли: работа не идет. Я так расстраивалась, что удовольствия от похода и процесса съемок не получала. И уже в самом походе пообещала себе обязательно вернуться, чтобы прочувствовать, как следует.

Сколько раз были в нелегальных походах?

Всего шесть.

Уже считаете себя сталкером?

Сталкером считается всякий, кто может самостоятельно туда пробраться и выйти. Фильм был о моем первом походе. А со второго похода я самостоятельно туда захожу и выхожу, вожу новичков - друзей и знакомых, за компанию.

А готовы пойти в одиночестве?

Со второго похода мечтаю сходить соло, но постоянно кто-то напросится, за компанию. В этом сентябре в мой последний поход, нет, в крайний, со мной попросилась одна девочка. Уже в зоне у нее загноился палец, пришлось эвакуировать – в Припяти я встретила знакомого, который как раз собирался выходить. Он и забрал ее с собой. На какое-то время я осталась сама, и это было здорово. А вообще, редко там никого не встречаешь. За семь дней крайнего похода у меня поменялось четыре компании, встретила, не договариваясь. Еще и с новыми познакомилась.

Самый минимум таких походов – четыре-пять дней / фото УНИАН

За время ваших нелегальных походов уже после съемок, наверняка, набралось историй, которые хотелось бы добавить в фильм.

Например, когда за нами гнался патруль на машине. Мы только свернули с грунтовки в сторону поля, чтобы дойти до брода. Полная луна, туч нет, идешь, как под прожекторами. И видим – вдалеке, по дороге, с которой мы свернули, едет машина. Первая реакция – ложимся, притворились «кустиками». Но это не вариант, ведь слишком светло. В итоге, залезли под ель и сидели там минут сорок. Кстати, машина остановилась буквально в тридцати метрах от нас, и начали кого-то выискивать. А я сидела и думала: «Блин, почему мы этого не сняли, это ведь просто потрясающе...».

Или, например, в прошлом году был другой случай. Мы, как оказалось, пошли в период пожаров, когда все звери просто с ума посходили. Их можно было и видеть, и слышать. Именно животных мне хотелось бы больше поснимать.

Как долго длится один поход в зону? И что лежит в рюкзаке у сталкера?

Самый минимум таких походов – четыре-пять дней. Ведь обычно все идут в Припять, а туда еще нужно дойти кривыми путями. Это тридцать-сорок километров (смотря, откуда зайдешь). Дойти до зоны – полтора дня. И столько же - выйти. Опытные могут за ночь дойти, но новички не осилят.  

Я обычно хожу на семь-восемь дней, и всегда хочется побыть подольше. Всегда плачешь, когда выходишь. Но уже не от того, что «умер», а просто уходить не хочется...

А что с собой брать? Каремат, спальник, на чем готовить, кастрюльки, ложки и вилки. Еда – на ваше усмотрение. Я расслабилась и, кроме необходимого, могу взять что-то свежее и вкусное. Яблочки, перчик, огурец, пакетик сока. Чтобы где-то на пятый день на сухом пайке и мивинах залезть на Семиходский мост, свесить ножки и выпить этот сок, посмаковать. Конечно, это дополнительные вес, но я привыкла.

Многие берут две пары обуви на сменку, а я беру тапочки. Ноги постоянно в треккинговой обуви, а коже хочется подышать. И когда приходишь на привал, очень приятно походить в тапочках. 

Воду берете или фильтры какие-то?

Берут фильтры, таблетки антибактериальные, капли. Совсем матерым – все равно. Некоторые не фильтруют. Я вот не всегда фильтрую, ведь в определенных местах воду там можно набирать. Поэтому просто рассчитываешь нужный объем воды до следующей ночевки (обычно сталкеры ночуют неподалеку от места с водой).   

Сколько, в среднем, весит ваш рюкзак?

Люблю ходить налегке, хотя могу и свежие яблочки потаскать. Но, в среднем, 12-15 килограмм.

Проводника нужно слушаться. Иначе это чревато травмами и опасностями не только для тебя, но для всей группы / фото УНИАН

Как-то в интервью Маркиян Камыш рассказывал о местах в зоне, куда он точно не пойдет. К примеру, подвал медсанчасти. А куда вы точно не пойдете?

Да-да, самые грязные места… Мне это не интересно, я ведь не за радиацией туда хожу. Рисковать своим здоровьем мне не нужно.

А новички риски понимают? Не приходилось ли вам объяснять группам, почему куда-то не стоит идти?

Проводника нужно слушаться. Иначе это чревато травмами и опасностями не только для тебя, но для всей группы. Я вожу своих приятелей и знакомых, и, как правило, они узнают все от меня. Обычно новичков нормально запугивают, чтобы те боялись шаг в сторону сделать. Я со своими друзьями делаю также. Поэтому, нет такого: «А залезем-ка туда», если говорю нельзя.

Тот же Маркиян очень не лестно отзывается о легальных экскурсиях в Чернобыль. А вы как относитесь?

Это коммерция и туризм. Окей, имеет место быть. Только обидно, что люди едут за впечатлениями, но не получают этого. Они просто делают прикольные фоточки, не проникаясь местом. В условиях официальных экскурсий это просто невозможно. Тебя привозят на какое-то место и разрешают погулять пятнадцать минут со словами: «Там не кури, воду не пей, туда не заходи, а фоточку можно сделать здесь». Ни о чем.

А сталкеры не придерживаются правила не есть и не пить на открытом воздухе?

Нет, конечно. Опять-таки, у сталкеров есть свои дозиметры, целые карты радиоактивности, сталкерские чаты, в которых обсуждают слухи и сплетни, где радиоактивно, где можно или нельзя брать воду и т.д. Радиация ведь точечная, там нет ровного покрытия на зону. Есть конкретные места, где лучше не ходить и вообще не бывать. А в остальных - как в Киеве. 

После официальных экскурсий, туристов на пропускном пункте на выезде из зоны проводят через «рамку», чтобы проверить уровень радиации на одежде, обуви. Сталкеры, когда выходят из зоны, себя как-то проверяют?

Не все. Хотя могут проверить дозиметром обувь, ведь больше всего контактов с землей.

Существует ли проблема сексизма среди сталкеров, как к девушкам относятся?

Они обожают девушек, которые ходят в зону, ведь их мало. Заочно знаю, что есть еще парочка. И все. Остальные – парни. Поэтому, когда узнают о такой девочке, реакция: «Выходи за меня» (смеется).

Планируете расширять географию своих нелегальных походов в закрытые зоны?

Я не буду распространяться на эту тему (улыбается). Да, планирую. 

За границей? Байконур?

Олег там был и может сводить. Но не только туда. Есть еще интересные места.

Читала, что вы уже написали сценарий для новой работы. Расскажите, о чем идет речь?

Это художественная история, социально-психологическая драма. Возрастные рамки главных персонажей – плюс-минус двадцать лет. История о том, как трудно нам прийти к взрослению и понимаю того, что есть реальность. Мы ведь к определенному возрасту еще очень наивны и видим все через призму иллюзий. Обижаемся на мир, на людей, хотя мир не плохой и не хороший. Плохим или хорошим он становится только из-за нашего восприятия.

Хотели бы создавать проект в Украине?

Да. Потому что реалии все-таки наши, и есть такое понятие, как эмоциональный код. Почему, к примеру, азиатские фильмы не заходят большинству мира? Потому что у них другой менталитет, иная подача фильмов, символика и метафора. То же самое можно сказать об Украине. У нас также есть понятные только нам фишки. Сценарий я писала сама, и он написан в контексте Украины. Наверное, будет не так глубоко, если снимать в другом месте.

А что насчет вашей дальнейшей документальной истории?

Работа про Чернобыль была моей первой документальной. Раньше я не интересовалась документальным кино. Мне это стало интересно только через этот опыт. В принципе, не против найти и другие темы для документального кино.

Вы сами монтировали этот фильм. Было ли у вас изначально понимание, что нужно снимать для дальнейшего удачного монтажа?

Документальные фильмы снимаются иначе, чем игровые. Поэтому это так не работает. Да, у тебя есть задумка и идея, но это ведь реальные условия, а не постановка. В документалистике не знаешь, что попадется. Поэтому конечный посыл рождается, когда отснят весь материал. Плюс, когда мы пять дней снимали в зоне нелегально, то очень экономили на карточках и аккумуляторах. Я говорила оператору, что снять, но даже не проверяла, как он снял.

Я привыкла убирать красивые кадры, которые прямо лежат к душе, но мешают истории / фото УНИАН

Фильм длится 44 минуты. А сколько было отснято?

Тридцать часов… Да, работы было много. 

Во время монтажа было непросто? Наверняка, хватало кадров, которые хотелось бы оставить.

Я привыкла убирать красивые кадры, которые прямо лежат к душе, но мешают истории. Чем больше режешь и убираешь ненужного, тем эффектнее получается работа.

Снявшийся в фильме Маркиян Камыш произносит фразу, которая объясняет название фильма так: «Из зоны выходит «другой температуры человек». Что вы в это вкладываете?

Изначально он сравнивает свои тексты (книга «Чормед» и «Оформляндия или прогулка в Зону») со льдом отмороженности, которая существует, цитирую его: «Только за колючей проволокой, в Чернобыльском лесу». Что имеется в виду конкретно под «льдом отмороженности»? – Все то, что зритель увидит в нашем фильме, что делает Олег непосредственно на «Дуге». Это для нормального человека что-то из ряда вон выходящее. Он не понимает – зачем? Но объяснять это даже не нужно. Эта некая отмороженность существует только там, в какой-то момент она в тебе просыпается, происходят внутренние метаморфозы. И когда выходишь в большой город, кажется, что все вокруг такие горячие и поспешные - бегают и летают. А ты вышел, словно в ступоре. В этом смысле ты выходишь из зоны человеком другой температуры. 

Ирина Шевченко

УНИАН в Google News